Первого сентября — мальчики в серых суконных формах, жарких не по погоде, — они пришли в школу после лета и на торжественной линейке обнаружили, что с ними будет учиться Юра Конкин. Его все знали: Конкин был хулиган, которого постоянно наказывали и обсуждали на педсоветах. Конкин уже однажды учился в пятом классе, но учителей это не убедило, и его оставили на второй год. Конкину было всё равно: он водился с большими ребятами и курил.

На третьей, длинной перемене Конкин собрал всех мальчишек вокруг себя. Он был не выше остальных, но как-то шире в плечах. Его форма была старой, прошлогодней, и от неё пахло. Конкин не носил пионерский галстук: он был исключён из пионеров.

— Значит, так. — У него был хрипловатый, приятный голос. — Всем на обеды деньги дают?

Давали всем, кроме Саши Капитаненко: его мать была алкоголичка, и Сашу в школе кормили по специальному талону, который он раз в неделю получал в учительской. Остальным давали по сорок копеек: пятнадцать на суп, пятнадцать на второе и десять на компот и булку.

— Значит, так. — Когда говорил, Конкин немного брызгал слюной. — Сегодня ешьте, а завтра все принесли мне по десять копеек.

Соберу на большой перемене.

— На что? — поинтересовался один из них, длинный и худой Ермолаев. — На что собираем?

— Ты чё, мудак, что ли? — Конкин не понижал голос, когда говорил матом, как делали другие мальчики в классе. — В ебло захотел? Сейчас оформлю.

Ермолаев не хотел. Другие тоже решили не интересоваться и разошлись тихо, размышляя, от чего лучше отказаться — от супа или от компота.

Илья не совсем понял, что произошло, и решил посоветоваться с отчимом, Маратом. Он звал его «папа». Папа Мара.

Тот не удивился и выслушал всё достаточно спокойно. Он оглядел Илью как-то по-новому и затем, подставив открытую ладонь, попросил Илью ударить в неё со всей силы.

— Зачем? — не понял Илья. Обычно они обсуждали, где находятся какие столицы, какая страна с кем граничит, или говорили о любимых и не очень писателях. Все интересы семьи, как и профессии его родителей, были связаны с литературой и театром. Раньше в их семье никто никого никогда не бил по ладоням.

— Хочу посмотреть, какой у тебя удар, — сказал Марат.

Илья замахнулся и ударил. Получилось звонко и как будто сильно.

— Плохо, — сказал папа Мара. — Будем учиться.

Марат рос во время войны, и когда его отца — известного советского инженера — расстреляли в конце тридцатых, а мать отправили в лагерь, он попал в детский дом для детей врагов народа. Нравы там мало отличались от тюремных, и Марат выжил, потому что научился драться, и драться жестоко.

Он показал Илье, как правильно ставить ноги перед ударом, как отталкиваться и разворачивать бедро, чтобы ударить всем весом, а не просто рукой. Он учил его бить коротко и без замаха. Он учил его бить куда больнее.

— Завтра, — сказал Марат, — когда ваш второгодник подойдёт к тебе за деньгами, ты ему скажи, что от тебя пусть денег не ждёт. Он начнёт качать, — это Илья не понял, но слушал внимательно, — и тут сразу бей. Старайся попасть в подбородок, чтобы он потерял равновесие, а потом в нос, чтобы в кровь. Бей, не бойся; с мамой я поговорю.

Илье почему-то казалось, что матери Марат так ничего и не сказал.

Утром перед школой Илья стал нервничать. Он не хотел драться и надеялся, что Конкин не придёт в школу. Потом Илья решил, что проще не ходить в школу самому. Он пришёл в родительскую спальню и сказался больным.

— Глупости. — Мать потрогала его лоб сухими со сна губами. — Ничего у тебя нет. Абсолютно здоров.

Илья пошёл на кухню, и туда сразу вышел Марат. Он сел напротив и молча смотрел, как Илья ест гречневую кашу с молоком. Затем Марат сказал:

— Не бойся, все через это проходят. Если сейчас побежишь, всю жизнь будешь бегать.

Илья не понял, что он хотел этим сказать.

На большой перемене все собрались вокруг Конкина в дальнем углу и сдавали ему по десять копеек. Ермолаев отдал первым и остался стоять рядом, кивая каждый раз, когда очередной мальчик протягивал деньги. Илья не пошёл. Он ушёл в другой конец коридора, ближе к учительской, и надеялся, что Конкин про него забудет.

Тот отыскал его сам. Он был в хорошем настроении и не собирался конфликтовать.

— Гони гривенник, — сказал Конкин, не глядя на Илью. — Я после географии сваливаю.

— Нет. — Илья не услышал свой голос.

— Чего — нет? — удивился Конкин. — Тебе что, на обед не дают?

— Мне дают. — Илья поставил ноги параллельно и чуть согнул колени, как учил папа Мара; он понимал, что отступать некуда. — Это я тебе не даю.

Конкин наконец на него взглянул. Он стоял в фас, чуть сбоку, удобно под правую руку. Он смотрел на Илью и не знал, что сказать. Илья не мог больше ждать.

Он ударил прицельно, точно в центр подбородка с правой руки, правильно перенеся вес на левую ногу; он вчера отрабатывал этот удар больше часа. Затем Илья тут же ударил слева боковым и снова с правой прямым, но оба удара ушли в воздух. Илья остановился: он не понял, что произошло.

Конкин лежал на полу. Он упал после первого удара и стукнулся затылком о пол. Илья не знал, что делать: такую возможность они с Маратом не обсуждали. По плану, Конкин должен был оставаться на ногах, чтобы в него можно было бить сериями, сдвигаясь в сторону после каждых трёх ударов, чтобы тот терял время на разворот. Но Конкин лежал на полу и никуда не разворачивался.

Их уже обступили, и где-то совсем недалеко были слышны голоса взрослых. Конкин медленно поднялся на ноги, странно помотал головой из стороны в сторону и молча бросился на Илью. Он сбил его с ног, и они покатились по полу. Конкин старался освободить руки и ударить в лицо, но Илья цепко держал пальцы замком, не давая тому вырваться. Затем их обоих — за воротники пиджаков — поднял учитель физкультуры, и всё кончилось.

Илью особенно не ругали и ни о чём не спрашивали: всем в учительской было ясно, что виноват, как всегда, Конкин. Тот грозил Илье кулаком за спиной. Илья старался это не видеть. Его скоро отправили в класс, а Конкина оставили до прихода завуча. В классе все глядели на Илью с удивлением, а Ермолаев долго крутил у виска пальцем.

Они ждали его после уроков, на узкой тропинке, что вела от школьного двора к гаражам. Их было трое: Конкин, худой шестиклассник по кличке Аким и Ермолаев. Когда Илья их увидел, он хотел — он ещё мог — свернуть в сторону и пройти между домами. Но он вспомнил слова Марата и решил не бежать.

Всё равно завтра в школу.

Ему мешал портфель. Илья думал, куда деть портфель. Конкина он теперь не очень боялся, но их было трое. Он решил, что портфелем можно будет закрыться как щитом.

Первым его ударил шестиклассник. Этого Илья не ожидал: он ждал нападения справа, от Конкина. Они набросились на Илью и стали бить с двух сторон. Илья успел ударить в ответ пару раз, но не сильно, без прицела, мажа и не причиняя вреда. Конкин и Аким прижали его к стене гаража, держа за руки, и Конкин кивнул Ермолаеву. Тот всю драку прыгал вокруг и махал длинными руками, выкрикивая что-то на выдохе.