Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борн еще сильнее стиснул зубы.
— Если ей и не понравилось, все нормально, старина, — утешил его Темпл. — Можешь попытаться еще разок.
— Ей понравилось, — негромко и напряженно произнес Борн. Ему казалось, что он убьет следующего, кто заговорит.
— Если она захочет детей, кому-нибудь придется этим заняться.
«Если она захочет детей, этим займусь я. Какого черта они суются, куда их не просят?»
Кросс сбросил карту.
— Если ты уверен, что она не уродина, я буду счастлив...
Он не закончил предложение. Борн метнулся к нему, и оба покатились по полу, сопровождаемые треском ломающихся стульев, хохотом и звуками ударов.
Темпл вздохнул и швырнул карты на стол.
— Эти игры никогда не заканчиваются так, как обещают карты.
— Мне кажется, хорошая карточная игра и должна закончиться потасовкой, — отозвался Чейз.
Кросс и Борн наткнулись на стул и перевернули его. В этот миг в номер вошел Джастин. Очкарик, не обращая никакого внимания на катающихся по полу Борна и Кросса, подошел к столу и прошептал что-то Темплу и Чейзу. Темпл тут же вмешался в драку, получил кулаком по щеке, грязно выругался и оттащил Кросса от Борна. Вытащив носовой платок, Кросс промокнул кровь с рассеченной брови и смерил Борна долгим, понимающим взглядом.
— Если ты так напряжен в первую же неделю супружества, тебе нужно либо срочно затащить жену в постель, либо выставить из дома.
Борн провел рукой по раздувшейся губе. Разумеется, партнер прав.
— Она мне нужна. Без нее я не достану Лэнгфорда.
«А если прикоснусь к ней еще раз, боюсь, что уже никогда не отпущу».
А потом он погубит ее, как уже погубил все, что имел.
Один глаз Кросса стремительно заплывал, но все равно они блестели, словно он подслушал мысли Борна.
— В таком случае это сужает твои возможности.
— Борн, — привлек его внимание Джастин, — тебе пришла записка от Уорт.
Взламывая печать «Адского дома», Борн ощутил беспокойство. С недоверием прочитав несколько строчек, торопливо нацарапанных на клочке бумаги, он пришел в бешенство.
Томми Оллес в его доме! С его женой!
Он убьет его, если тот прикоснется к его жене.
А может быть, в любом случае убьет.
Грязно выругавшись, Борн вскочил на ноги, метнулся к двери и уже был на полпути, когда Чейз сказал:
— Говорят, у стола с рулеткой возникла проблема.
— Да чтоб ваша рулетка провалилась к чертям собачьим! — прорычал Борн, рывком распахивая дверь.
— Ну, если учесть, что возле нее стоит твоя жена, Кросс, пожалуй, расстроится, но...
Борн застыл, глядя на ухмылки своих партнеров. От недоверия и ужаса все в животе скрутилось в тугой узел. С трудом сохраняя самообладание, он подошел к окну, посмотрел вниз и мгновенно заметил фигуру в плаще, стоявшую у колеса рулетки. Протянув изящную ручку, она как раз положила золотую монету на пронумерованное поле сукна.
— Похоже, леди решила ввязаться в обещанное тобой приключение, — сухо произнес Чейз.
Это не может быть она. Она не сделала бы ничего настолько глупого.
Не стала бы рисковать будущим своих сестер.
Не стала бы рисковать собой.
Там, внизу, в этом гадюшнике, может случиться все, что угодно, — в окружении мужчин, пьющих слишком много и ставящих на кон слишком много... мужчин, у которых от выигрыша кружится голова, которые пытаются доказать, что в состоянии управлять хоть чем-то, даже если это не их кошелек.
Он выругался, мрачно и грязно, и бегом пустился к двери. За спиной послышался негромкий свист и слова Кросса:
— Если она хотя бы вполовину так же хороша лицом, как отважна, я с радостью избавлю тебя от нее.
«Только через мой труп!»
«Дорогой М.!
Ну, маркизе Нидэм и Долби сегодня есть чем гордиться. Свершился мой дебют, представление при дворе, разрешение посещать «Олмак» и все такое, и нет никаких сомнений, что я имею шумный успех.
В этом нет ничего удивительного — я уже почти две недели официально нахожусь на брачной ярмарке, но до сих пор мне не довелось поддержать ни одного интересного разговора. Ни единого, можешь в это поверить? Мама нацелилась на герцога, но пока непохоже, чтобы под рукой был избыток молодых и готовых к супружеству герцогов.
Признаюсь, я надеялась, что увижу тебя на балу, на званом обеде или еще каком-нибудь приеме на этой неделе, но ты исчез, и все, что мне осталось, — это дурацкий лист писчей бумаги.
Да уж. Действительно, глупо.
Без подписи.
Долби-Хаус, март 1820 года».
Письмо не отослано.
«Падший ангел» был великолепен.
Пенелопа в жизни своей не видела ничего более ошеломляющего, чем это место, это дивное, роскошное место, наполненное красками, залитое светом свечей, битком набитое людьми, громко выкрикивающими свои непристойные ставки, хохочущими в полный голос, целующими перед броском кости и проклинающими свою неудачу.
Она назвалась очень тихо, не желая вслух заявлять о себе, но понимая, что если не сказать свое имя людям, охранявшим вход, ее просто не впустят внутрь. Их глаза широко распахнулись, когда она сообщила, кто она, назвала имя мужа и отошла в тень у входа, дожидаясь, когда они ей поверят.
Один из двоих громил широко ухмыльнулся и дважды стукнул во внутреннюю дверь клуба кулаком величиной с окорок. Дверь едва приоткрылась.
— Борнова леди. Лучше ее впустить.
Борнова леди. Вот это титул!
Услышав это, Пенелопа насторожилась — она не желала, чтобы ее так называли, но и устоять не могла. В конце концов, она намеревалась воспользоваться своим положением, чтобы высказать мужу все, что о нем думает.
Тут дверь широко распахнулась, на нее обрушился настоящий карнавал звуков и красок, и она мгновенно забыла о своей первоначальной цели.
Пенелопа поплотнее закуталась в плащ, мысленно поблагодарив Уорт за совет и за большой капюшон, скрывавший ее лицо в тени, и осмотрелась. Вокруг играли в карты, бросали маленький шарик из слоновой кости на колесо рулетки, внимательно следили за тем, как по воле рока падают кости на богатое зеленое сукно.
Это было приключение, в его изначальном, чистейшем виде.
И она уже обожала его.
Ничего удивительного, что Майкл проводит здесь столько времени — вот она, его богиня, его черноволосая красавица! И Пенелопа не могла его за это винить. Это и вправду потрясающая любовница. Мужчины в строгих черных сюртуках и безупречно отглаженных галстуках, лакеи с подносами, полными скотча и бренди, женщины в откровенных лифах, каждый следующий ярче предыдущего. Женщины накрашенные, нарядные, с вычурными прическами, и Пенелопа захотела стать одной из них. Хотя бы на один короткий миг понять, что это значит — держать судьбу в своих руках. Бросить кости и испытать восторг совершенного.