Жванецкий описал ресентимент юмористично, но очень точно:

«Зачем марксизм в людях вызывать? Маркс, чье имя долго гремело и еще звучит, все рассчитал правильно и человечно. Снизу на пригород смотришь, все нормально – заборы-заборы-заборы. Сверху посмотришь, в душе начинает тебя грызть марксизм. Крыши, дома, особняки, бассейны, как в микроскопе колонии бактерий. Особенно в солнечную погоду. В туман полегче. Но марксизм еще ничего. Это тихое такое. Внутри грызет и кислотой хозяина выедает. Хуже, когда в людях ленинизм начинается. Это уже кислота наружу выходит. Ленинизм – это разлившийся марксизм. Тут не дай бог спичка или огонек, или искра, или шутка не к месту. Вспыхивает на века. Есть инкубационный период, пока марксизм внутри развивается, человек друга ищет. Соединяйтесь и т. д. При ленинизме – врага. Ленинизм – это открытая форма марксизма. Тут о себе думать некогда. Тут вообще не до себя. Только о враге. Врага давай. Будет враг – друзья найдутся. Как говорится, начни отнимать – помощники набегут. В этом красота теории. Вначале враг наружный, потом враг внутренний, потом семейный, потом в детях.

Теория правильно предлагает уничтожить врага, чтоб погасить в себе марксизм. Вначале врага яркого, видного, розовощекого, в духах и ароматах, который, не выдержав своих успехов, возвел-таки… и ковры постелил, и медью покрыл, и все это стоит, сверкая, наводя на себя марксизм, который как компас в человеке наворачивается дурным концом к хорошей архитектуре и всей силой бьет по куполу. После соседа яркого и ароматного бьет сдержанного, который гораздо умнее, а все равно не выдерживает, и по понедельникам, чтоб не привлекать внимания, камбалу ест, а по ночам в «мерседесе» разъезжает с фарами, горящими в ночи. Потом бьет соседа совсем скрытного с плохим запахом изо рта, что в закрытом гараже, в закрытом «мерседесе» сырыми ночами ест жареную камбалу уже несвежую, о которой не знает даже жена. Марксизм в людях не ошибается и бьет точно. После обеспеченного бьет талантливого, а потом и просто способного, правильно подозревая в нем будущую обеспеченность. Избавиться от этого полностью нельзя. Маленькая злокачественная марксинка гнездится в каждом до поры, а при всеобщем возбуждении выходит зрелым ленинизмом, поражающим народы.

“Марксизма” бывает черная и белая. Белая, говорят, у творческих работников друг к другу. Кто лучше спел или написал, тому не сразу, но прощают. Белую марксизму носят в себе, и довольно долго, криво улыбаясь и плохо аплодируя. Но к тому, кто не только спел, но и приоделся в цепи и хоругви, к тому испытывают глубочайшую черную марксизму с радужным ореолом. Как же, мол, и голос – дерьмо, и музыка – дерьмо, и сам недалекий. И раньше таким не был. И жадный, и за копейку удавится. И все себе. На старость якобы. Хотя при таком отношении к окружающим точно не проживет.

Когда все живут одинаково, марксизм в человеке все равно выделяется: этот премию получил, тот не болеет, этот изобретатель, этот в лесу ученый. Но, когда уже все заражены, марксизм переходит в открытую стадию и грозным ленинизмом за пределы государства выходит. Он уже по отдельным людям не стреляет. Ему народы интересны, что нагло, богато и противно живут на глазах у всех. Шикарно передвигаясь, лечась и изобретая и, что особенно противно, сберегая. И, что еще противнее, оружие у них тоже, хотя и кроме оружия есть еда, вода и электричество. А в дальние районы ведет асфальт, не стратегический, а всеобщий, для завезения снабжения продуктов населению. Тут уж лучше, чтоб марксизм испытывали отдельные люди, пусть и в больших количествах, чем один народ к другим народам, скрежеща зубами в виде марша, что чревато опасностью и грозит полной потерей ископаемых, единственного богатства бедных народов.

С трудом завершая поэму, можно сказать, что жалобы и стоны – прямой путь к дружбе и человеческому общению. Рассказы же об успехах и высоких заработках требуют слушателя редкой силы и самообладания. Теперь таких нет»[206].

Миллиардеру требуется незаурядная твердость духа. «Тому, кто хоть немного выделяется из толпы, нужно быть толстокожим», – считает Дэвид Рокфеллер[207].

Предприниматель, не готовый к ненависти и противодействию глупого и ленивого большинства, к суперуспеху не готов.

Только предприниматель, поставивший истину, честность, справедливость выше решения общества, выше оценки обществом, не пугающийся ненависти и прямой агрессии большого количества глупцов и лентяев, может добиться неординарного успеха.

«И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[208].

Повесть Булгакова «Собачье сердце» является весьма подробным описанием противостояния талантливого и материально успешного профессора Преображенского с подавляющим числом жильцов дома в виде домкома, не только не способствующих развитию науки, но и пытающихся вредить работе выдающегося ученого-доктора, да и прямо уничтожить его с целью отъема имущества в виде семикомнатной квартиры. В этом художественном произведении Булгаков искусственно создал ситуацию, когда у профессора Преображенского внезапно оказался могущественный защитник. А если бы его не нашлось, как часто бывает в действительности?

Тогда произошло бы то, что Тит Ливий описал более 2 000 лет назад: «Как это обыкновенно бывает, большая часть восторжествовала над лучшей»[209].

Или как Генрик Ибсен в 1883 году: «Отдельному человеку приходится, в самом деле, подчиняться интересам целого или, вернее, подчиняться властям, кои стоят на страже общего блага».

Профессор Савельев в своей работе «Общество отторгает умных» подводит под данный процесс научную основу: «Негативный социальный отбор, начавшийся 10 млн лет назад, действует по сей день. Из общества до сих пор изгоняют не только асоциальных элементов, но и самых умных. Посмотрите на судьбы великих ученых, мыслителей, философов – мало у кого хорошо сложилась жизнь. Это объясняется тем, что мы, как обезьяны, продолжаем конкурировать. Если среди нас появляется доминантная особь, ее надо немедленно ликвидировать – она же угрожает каждому лично. А поскольку посредственностей больше, любой талант должен быть или изгнан, или просто уничтожен».