Если бы я тогда знал, что этот мой подарок, этот чертов золотой портсигар перевернет сознание моего юного сына и отберет его у меня. Никто и ничто не изменит путь дао, предписанный самой природой и направляющей душу на путь, далекий от людского понимания, в разрез всем людским законам и устоям.

Услышав имя казненной мною женщины — Лидии, которую он знал, он, вероятно, пришел к единственному заключению: он сам виновен в смерти отца этой маленькой девочки, а его отец, то есть я, забрал жизнь ее матери. Таким образом, мы оба приложили, независимо друг от друга, свою руку к ее участи и обрекли этого невинного младенца на верную смерть или кошмарное существование, полное унижений и нищеты.

С тех пор, как убежал мой мальчик, я не находил покоя и все время искал его следы. Мои люди обыскали весь город Сянфан, а также Шиянь. Но, увы, его никто не видел. В окружающих деревнях о нем тоже не слыхали.

Мне стало известно о том, что Чен отдал все деньги, что у него были в наличности, старосте деревни, чтобы тот позаботился о старухе, матери Сяо, сам же Чен вместе с годовалой девочкой — дочерью погибшего Сяо, исчез в неизвестном направлении. Мои люди искали его следы повсюду. Поиски шли и по приметам девочки: необычный цвет волос и глаз для китайцев должен был рано или поздно дать о себе знать. Мои люди уже прекратили поиски, которые длились три года, и вот луч надежды показался из отдаленного буддисского храма, расположенного на вершине одной из гор Уданьшань.

Один крестьянин, побывавший в этом храме, рассказал полицейскому, что слышал и даже видел чудесную девочку с необычными для китайцев волосами — огненно-рыжими, словно сами боги наградили ее. Я немедленно отправился в этот отдаленный храм. Я преодолел на своих ногах десять тысяч ступеней, поднимающихся в небо на вершину пика. Я не чувствовал ни боли ногах, ни душевной тревоги, лишь неистовая радость перед встречей с сыном наполняла мое утомленное поисками и разочарованиями сердце. Я вспоминал каждый день жизни сына, начиная с его рождения и заканчивая последними минутами, когда я говорил с ним и видел моего мальчика. Дни радости, и великие минуты возвышенного счастья, и огорчений, и непониманий переполняли мою душу и сознание. По мере приближения к храму, как это ни странно, то ли от близости к встрече, то ли из-за неистовой усталости от долгого подъема, во время которого я практически не останавливался, в моем сознании стали зарождаться искорки гнева к сыну, затмевающие порой боль и радость отцовского сердца. Почему? За что он так поступил со мной? По прибытии в храм я хотел было найти его и тут же отчитать за все его проделки разом, но, увидев старого монаха умиротворенного и спокойного, я остановился, и шторм в моем бушующем сознании охладился проявлением мудрости, темные тучи в моем сердце улетучились и вышло слабое солнце надежды.

Да, пожалуй, надежда переполняла меня тогда. Как тепло и легкий ветерок появляются после грозы и бури, так и мной овладело самое прекрасное чувство, что может переполнять и вдохновлять после долгих разочарований и поиска, которое зовется одним коротким словом «надежда». Этот старец был мудр и короток в своих изречениях, и именно он поведал мне все то, что произошло с моим сыном за те долгие три года моих поисков и ожиданий в бесконечном времени моих терзаний и горести.

Этот монах-старец был одним из самых старых людей этого монастыря. Он не знал моего имени, но знал, когда и кто появится перед ним и войдет в ворота монастыря. По его голосу я понял, что он беспокоится за свой монастырь и за то, что ожидает всех монахов его монастыря в этот день.

— Нельзя уйти от судьбы, — произнес старый монах. — И птенец покинет гнездо, и гнездо растерзают черви. И лишь полет свободной птицы принесет покой и надежду, и луч света озарит этот край.

Таковы были его слова. Я не понял ничего из его слов. Возможно, они были слишком короткими и простыми, чтобы рассказать мне все, что произошло и произойдет. Скрывающийся их смысл будет понятен лишь тому, кто не осознает их, а проживет с ними, пройдет насквозь и соединится с мудростью времени.

Я потребовал позвать настоятеля монастыря. Он не заставил себя долго ждать. Я почувствовал, что свое волнение он не в силах подавить, так как знает, как и старец, что время и события не остановить и не повернуть.

Настоятель мне поведал все, что происходило с Ченом в монастыре.

“Три года назад в наш монастырь пришел юноша лет восемнадцати, на руках была крошечная годовалая девочка. Одежда юноши сильно поистрепалась в пути, но он не был этим озабочен, он лишь переживал за девочку и просил помочь ей. Девочка была в тяжелом состоянии, она находилась между жизнью и смертью. Ее душа уже почти отходила на небеса, но ее сердце все еще не сдавалось и боролось. Несмотря на едва заметное дыхание ребенка, мы все же не теряли надежды.

Применив средства монашеского врачевания, нам удалось, хотя и не сразу, поднять и восстановить ее слабый организм. На одной из молитв нам показалось, что статуя Будды улыбнулась. Это был знак, после которого здоровье девочки пошло на поправку. Она начала улыбаться, и с первой ее улыбкой на храм опустились яркие пылающие солнечные лучи. Вслед за улыбкой появился смех, и радость наполнила наш монастырь.

Что же касается юноши, то он сначала принялся готовиться в монахи, но с появлением первой надежды на восстановление здоровья девочки, как-то стал молчалив и печален. Он так и не решился стать монахом, хоть мы и прилагали к этому усилия. Вероятно, ему нужно было от нас лишь укрепить здоровье девочки и восстановить жизненные свойства ее энергии ци. Что и произошло на радость всего монастыря. Парень много бродил в окрестностях, изучая наши книги и в один день, он исчез. Была зима и легкий снег выпал ночью, покрыв горный хребет и пышные кроны деревьев белым одеялом. Мы начали поиски пропавшего, но к нашему удивлению, никаких следов на снегу не обнаружили. Прочесав окрестности, все комнаты и залы храма мы так и не обнаружили его. Спустя несколько недель, когда снег растаял, один из монахов, который отправился вниз за водой для храма, обнаружил его тело у подножия крутого обрыва. Это все, что нам было известно о парне”.

В заключение этого рассказа настоятель попросил одного из послушников вынести вещи погибшего: это были его оборванная рубаха да порядком истрепанные брюки. Я сразу узнал их. «Не найдя покоя и пристанища среди людей, он обрек себя на вечные скитания в царстве мертвых, а его душа отправилась за советами и покаянием к Будде», — так сказал в заключении настоятель монастыря, выстроенного по склонам горы, чьи сооружения поднимались к вершине, на которой находился храм.

К вещам моего сына, которые я сразу же узнал, прилагалось вот это письмо. Зачем он его написал, я не знаю. Но именно благодаря написанному, я восстановил те печальные для меня события. Эти листы бумаги с иероглифами, написанными его рукой, являются последним, что он оставил для меня. И лишь мои воспоминания и это письмо хранят в себе память и тяжелые переживания, наполняющие мой разум и сердце, последние тринадцать лет с тех пор, как оборвалась его жизнь.

Монах-старец был мудр, я понял его слова лишь после того, как уничтожил этот храм и монастырь. Мои люди развалили его и не оставили камня на камне, ни одного воспоминания и улик, он ушел в небытие, как и мой сын.