— Скотина! — вдруг заорал я истерически и неистово. — Тварь! Какая ты мерзость, Сяо! — Я хотел, чтобы он услышал меня. — Почему ты молчал? Почему ты сразу не сказал? — Я ударил несколько раз ногой пень, стоящий передо мной. — Скотина! — со стороны можно было подумать, что эти слова относятся к этому пню, который я истязал кулаками и ногами. Мои руки кровоточили, но я от боли не чувствовал их. — Глупец!!! Тварь!!! — кричал я, а из моих глаз непроизвольно текли слезы, из рук — багровая кровь.

Неожиданно, так же, как и начался этот приступ бешенства, я остановился и сел на окрашенный мной в красный цвет, пень. Мои мысли путались, в голове все расплылось, меняя краски мелькающих предметов, окружающих меня. Я тряс головой, словно от чего-то отказывался, говоря своему невидимому оппоненту бесконечное и вечное «нет».

Я вспомнил фразу: «Я не могу». Мой мозг судорожно искал виновника всех этих событий.

«Но почему ты мне не сказал?» — спросил я. — «Глупец». «За что ты со мной так?»

Не помню, сколько я сидел на этом пне посреди двора. Постепенно ко мне начала возвращаться память, а с ней благоразумие и здравомыслие.

С этого момента, не знаю почему, я почувствовал, что я стал взрослым. Нет. Не тогда я созрел, когда мне исполнилось восемнадцать лет и когда на роскошной вилле моего отца собрались богатейшие люди Нанкина и других богатых городов Восточной части Китая. Не тогда, когда мой отец подарил мне проклятый портсигар и роскошный автомобиль, а здесь, вдали от цивилизации, шумных городов, у этого перекошенного крестьянского домика. Здесь я получил вторую жизнь, прозрел от ослепительных золотых подарков и роскоши, в которой пребывал все свои 18 лет.

Что-то сдавливало мою грудь, я не мог дышать, мое сердце где-то в глубине болело. Я захотел пойти до конца и выяснить, где же мать этой девочки, но идти обратно к старухе я не хотел и поэтому я решил расспросить соседей об этой семье. Соседи, жившие поблизости от этого дома, услышав имя Сяо, сразу же отказывали мне в информации и закрывали дверь передо мной. У других соседей, что жили напротив и недалеко, я тоже ничего не выяснил — как только они узнавали о ком идет речь, так сразу на их устах появлялось молчание и они недовольно, словно я их оскорбил, отворачивались от меня. Судя по всему, этого парня не очень-то любили здесь, скорее даже презирали. Но за что? Я уже обошел всю деревню, и лишь в одном доме какой-то старичок направил меня в дальний дом, что стоял на краю деревни в отдалении от всех.

Я дошел до этого дома, дверь открыл пожилой мужчина лет шестидесяти. Это был монах в прошлом, а сейчас он жил среди крестьян, неся службу в этой местности по собственному желанию. Это был даосский монах-отшельник. Я представился приятелем Сяо, сказал, что у него возникли некоторые проблемы и поэтому он не смог вернуться домой.

— Я хотел бы помочь семье Сяо в его отсутствие. Он меня попросил об этом. — Я солгал, но у меня не оставалось выбора.

— Что ж, это хорошо, — спокойно ответил монах. — У него маленькая дочь и парализованная мать. Им помощь нужна. Сяо о них заботился. Он хороший человек. Поверьте мне, я многих людей повидал в жизни. Он никогда не пошел бы на преступление, он добродетельный и заботливый отец и сын.

В этот момент передо мной пролетело какое-то насекомое. Оно с жужжанием облетело вокруг моей головы и, не найдя ничего привлекательного для себя, улетело в комнату. Я невольно махнул рукой, отгоняя это существо от себя.

— Не бойтесь, это пчела. Даже, если она вас укусит — это хороший знак, — улыбаясь произнес монах.

— Скажите, а он единственный кормилец в семье? Где его жена? — спросил я. — И почему его здесь так не любят?

— Один он. Его жена умерла… Хотя, нет, она не умерла. Так говорят все в округе. Но это не так. Она просто уехала куда-то далеко на поезде. Она об этом лишь мне сказала, односельчанам было все равно, лишь бы ее не стало. Они не любили ее и боялись. Ох уж эти людские предрассудки. Глупые они, — монах привстал и отошел в комнату, зовя меня за собой. — Мне нужно выпустить их.

Я не понял, о чем он говорит, но последовал за ним. Мы зашли в довольно просторную комнату, откуда слышался грозный гул пчел. Я не поверил своим глазам, когда увидел, что в углу комнаты пчелы буквально облепили небольшую тумбочку у стены.

Монах приоткрыл дверцу тумбочки, и я увидел множество роящихся пчел. По-видимому, это был их домик. Затем монах приоткрыл небольшое окно, выходившее во двор.

— Так им будет лучше, а нам спокойнее, — произнес монах и пригласил меня сесть на циновку, где он обычно пил чай. Он предложил мне выпить чаю и поесть вкусный только что добытый пчелами великолепный лесной мед. Я согласился и наш разговор продолжился.

— Пчелы сами выбирали это место, поселившись здесь — на окраине деревни в моей скромной хижине. Они выбрали этот путь, словно защитники моего жилища-храма и бесконечного пути дао, — произнес монах, угощая меня медом и душистым цветочным чаем.

— Ну, а что же с ней случилось? — спросил с нетерпением я.

— Не знаю, но она больше не возвращалась. Наверное, ее тоже одолел один из людских предрассудков, и она сбежала, покинув эти края.

— Ну, допустим. Но все же я не понимаю.

— Вы пытливый человек, а значит, в старости мудрость овладеет вами, — сказал монах. — Вы правы, я не все вам рассказал. Дело в том, что она не китаянка. Она, скорее всего, приехала к нам из Европы. Ее ненавидели из-за ее внешности и манер.

— Что же было необычного в ее манерах и внешности? — заинтересовался я.

— Ну, скорее во внешности. Дело в том, что у людей сложилось уже давно представление о порядках и законах. Они привыкли к ним так, что теперь не в силах изменить себя и эти законы. Хотя законы и порядки были сформированы именно самими людьми. А теперь сами же люди оказались во власти самих выкованных из прочной стали цепей приличия и традиций. Люди боятся всего нового и необычного. Они презирают эту вольность и страшно ее ненавидят. А эта женщина разрушила эти правила и нормы приличия, она посягнула на их святыни.

— Но, что же это? — с нетерпением спросил я.

— Эта женщина родила для Сяо ребенка. Во-первых, она была европейкой, а все китайцы не любят и относятся к таким бракам с презрением. А во-вторых, они не были в браке. Не успели, да им бы не позволили, ни люди, ни власть. Ее отовсюду выпихивали. Ее в деревне ненавидели и презирали, словно чума и ад спустилась с небес и поселилась в деревне. Этот дом обходили стороной и постоянно шептались зло, посматривая на эту женщину. Сяо тоже доставалось. Часть крестьян сгруппировалась и даже совершали нападения на его дом. Вы, наверное, видели, что он немного разбитый. Если бы не мое вмешательство тяжело ему и его семье пришлось бы. Больше всего тогда я переживал за крошечное невинное существо. У Сяо и его незаконной жены родилась дочь. Она была словно подарок солнца, от нее исходил свет любви и добра. Но люди были непоколебимы в своих решениях. И тогда она решила покинуть деревню. Но, кто знал, что это будет так долго. Вот уже три месяца, как ее нет. Поначалу, Сяо каждый день приходил на вокзал в ожидании возвращения Лидии — так ее звали. У нее были необычные волосы. Таких волос вы не встретите среди китайского населения. Огненно-рыжие, цвета солнца, они золотились в солнечных лучах, выпуская сотни лучей, радующих глаз.