Эланоидес начинает быстро листать Самую-Беспощадную-Книгу-на-Свете:

– Параграф три: «Досрочное прекращение Прыжка». Похоже, что можно без труда повеситься в камере или уничтожить тело любым другим способом, не проблема. Тут же очнешься в клинике, в родном теле, тебе принесут равиоли с творожком, ха-ха, и, может, даже нальют бокальчик… Но проблема в том, что в следующий раз ты можешь залететь туда, откуда невозможно позвонить. Вообще. Представь, что ты подросток в трущобах Вьетнама. Заключенный. Старуха в пакистанской деревушке. С мобильным телефоном точно будут проблемы. А еще есть тела с поражениями мозга, тела психически больных людей, маленьких детей – этакие «ловушки» для души. Как ты сделаешь звонок, если мозг не в состоянии воспроизводить речь?

– Угу, – вставляет кто-то из парней. – Наверно как пытаться думать с перепоя: мозг вроде есть, но работает через пень-колоду. Если кого-то из нас закинет в тело умственно отсталого, то вряд ли цифры заветного номера всплывут в нужном порядке…

Мы все сидим тесным кружком прямо на полу одной из спален. Третья бутылка мартини идет по кругу. Девушка с аккуратной короткой стрижкой и огромными карими глазами думает, что никто не видит, как она плачет. Эланоидес кладет ей руку на плечо и что-то шепчет на ухо.

– Параграф четвертый: «Тела-ловушки», – читает вслух Ара. – «Прыжок – это всегда русская рулетка. Велика вероятность, что твоя душа попадет в тело, которое ты не сможешь использовать должным образом: тела парализованных людей, тела умственно неполноценных людей и тела маленьких детей…

1. Ты не сможешь сделать звонок Уайдбеку, пребывая в теле парализованного.

2. Ты не сможешь позвонить, если мозг будет поврежден: твое сознание как программа, установленная на поврежденный жесткий диск, – попросту не сможет работать корректно.

3. Ты не сможешь дать о себе знать, попав в тело ребенка до пяти лет: возможно, ты сумеешь сложить пирамидку и не пролить на себя молоко, но степень развития мозга не позволит тебе нормально мыслить. Ты просто не будешь осознавать, кто ты и откуда пришел.

Каждое из тел-ловушек забирает у тебя три-пять лет жизни и делает невозможным твое возвращение домой, к семье, к нормальной жизни.

В остатке: если тело, в которое ты попал, способно самостоятельно передвигаться и ясно мыслить, – считай, тебе повезло. Приложи все усилия, чтобы сохранить это тело на ближайшие три года…»

– Понятно, – усмехается Бутео. – Парнишка-кореец с двумя руками, двумя ногами и целой головой куда лучше парализованной старушки на окраине Пакистана! Я буду беречь своего «парнишку» до последнего! И не завидую тому, кто попытается мне помешать.

– Так вот зачем все эти занятия единоборствами семь раз в неделю, – подняла глаза Эланоидес. – Нам придется идти сквозь огонь и воду, чтобы вернуться домой.

Я пытаюсь уместить все это в своей голове. Выжить, защитить свое новое тело, сделать контрольный звонок. Ротвейлеры Уайдбека приедут за тобой и помогут добраться домой. Если с телефоном не складывается – то выбираться своими силами. И молиться-молиться-молиться, чтобы тебя не забросило в тело-ловушку.

На часах глубоко за полночь. Эланоидес прощается и уходит спать. Вслед за ней начинают расползаться остальные, оставляя на ковре пустые бутылки, стаканы и остатки закусок… Уберем завтра в перерыве между Параграфом № 5 и № 6. Ко мне подходит одна из девушек – та самая, что сидела рядом с Эланоидес:

– Ты в южное крыло через тот коридор? Занеси Элли ее книгу, она забыла ее забрать. Ее комната сразу за лестницей.

* * *

Эланоидес открыла мне дверь, и я молча протянул ей книгу.

Элли не взяла ее, она открыла дверь еще шире и сделала шаг назад, приглашая войти. В комнате было сумрачно и очень тихо. Я захлопнул за собой дверь, и единственный источник света – лампа в коридоре – исчез.

– Элли? – позвал я.

Та отошла куда-то вглубь комнаты, и я перестал различать ее в темноте.

– Мне исполняется пятнадцать через месяц, – сказала она. – Я должна была приехать сюда год назад, но не сложилось. И вот теперь… Черт возьми, это все сплошной ад.

– Мне тоже страшно, – сказал я ей. – Это нормально. Покажи мне того, кто не боится очнуться завтра с простреленным животом где-нибудь на Ближнем Востоке? Таких нет.

Глаза почти привыкли к темноте. Элли сидит на диване, обхватив руками колени. На ней тонкая рубашка вместо флисовой пижамы, а по влажным волосам гуляют лунные блики.

– Где оставить книгу?

– Черт с ней с книгой, останься сам.

Удивительно, как всего от одной фразы могут перегореть все предохранители в голове. Если я правильно ее понял…

– Не хочу тратить оставшееся время попусту. Завтра меня может забросить в тело восьмидесятилетней старухи…

Да, я понял правильно! Чувствую, как по моим мышцам растекается судорожное тепло. Эланоидес как будто тоже чувствует это. Она подходит ко мне бесшумно, как убийца, и уверенно, как полицейский. Теперь я могу различить очертания ее груди под тонкой тканью рубашки. Я уже успел перецеловать полдюжины девчонок, но еще ни одна из них не бралась за ремень моих джинсов. О небо… Эланоидес прижимается ко мне и кладет руки мне на плечи. Она старше на год, но все же ниже меня на полголовы. Я ловлю ее губы.

– Если Библия не врет, тебя может выбросить… прямо в этот раз, – предупреждаю я ее.

– Я знаю. Будет что вспомнить под пулями…

– Ты очнешься в клинике развитой страны и сделаешь звонок, не выходя из палаты, вот увидишь, – говорю я ей, пока большая часть моего мозга приказывает мне просто закрыть рот и сконцентрироваться на вещах куда более важных: например, на пуговицах ее рубашки…

* * *

– Моя подруга. Из школы. Не десультор, обычный человек. Влюбилась в парня из параллельного класса. Джорджио, – говорит Эланоидес.

Она лежит совсем близко ко мне, я чувствую горячую кожу ее бедра и ее пальцы, человечком гуляющие по моей груди.

– Так вот. Это все было так… странно и дико. Она чуть не наглоталась колес, когда он дал ей от ворот поворот. Представь, хотеть умереть! Только потому что какой-то там пацан не хочет ходить с тобой за ручку и целовать в лобик! Insania! – говорит Элли с насмешкой.

Я не раз слышал такую же насмешку в голосе Кора, когда тот рассуждал об «инсанье».

– Я случайно оказалась рядом, выгребала таблетки из ее рта, хотя она успела проглотить парочку. И пока ехала скорая, я лупила ее по лицу. Честно, дала пощечин пятьдесят, не меньше. Я была так на нее зла. Вне себя от того, что наша дружба превратилась в ничто, как только Джорджио пару раз состроил ей глазки…

Эланоидес садится на кровати и откидывает волосы на спину. Рядом со мной на кровати впервые сидит обнаженная девушка, и этот факт просто до чертиков восхитителен.