Неладное началось со входа. Никого из ребят Маши не оказалось. Ни у самого входа, прячущегося под лестницей в подсобке для тряпок, ни дальше. Пусто, как не случилось выставленных постов из двух опытных обстрелянных волкодавов.

– Пер… – Маша коснулась гарнитуры, пришлось помешать ей, прижав палец к губам.

Не надо шума. Другие или не-мертвые не обязательно слышат хорошо, прямо как флотский акустик. Бывает и наоборот, знакомо, сталкивались.

Клинки сами прыгнули в руки, Семеныч покосился уважительно, чуть не присвистнув. Слава, бегущая впереди, хороша. Но сейчас ему очень хотелось бы одного: чтобы люди, дежурившие в бункере, вдруг просто взяли и налакались в зюзю. От нервов или еще с чего.

Он показал на себя, поднял указательный палец, четко говоря: иду один. Маша в ответ тоже показала свой, с новым и красивым маникюром. Только ни разу не большой, в знак одобрения или поддержки. Самый, что ни на есть, наглый средний. Типа – а пошел ты, не указ… И перекинула из-за спины короткий дробовик с магазином, явно полным не резиновой картечью.

Рикер, худой, в очках и небритый, плюнул под ноги жвачку и достал следующую, закинул и кивнул на свой хитрый прибор, снятый с пояса: мол, попробуем? Против никого не оказалось.

А что ему спорить с людьми, уверенными в технике?

Расстраивать ему не то, что не хотелось, глупости. Все четверо, стоящие на стальной площадке перед спуском, не дети и даже не обычные люди. Сантименты остаются на потом, после работы, после зачистки и сожжения кубла Мрака, селящегося всюду, куда мог дотянуться. Ошибаться не стоило, это верно. Бункер не молодел, пропитываясь десятками сильных запахов, мешающихся друг с другом и мешающих ему. Нос не собачий, чует не все, но опыт помогал всегда, вытаскивал из мешанины и вони нужное. Сейчас пока не выходило справиться, потому боялся ошибиться и сказать несуществующее.

Сырость, плесень, грунтовая вода, конденсат, краска, старая и недавняя, пыль, смазка дверей и гермозатворов, ржавчина, старость, отсыревшая и снова засохшая мебель, разбухшая ткань, гниль с разложением, стойкая вонь тысяч пар обуви, десятки других, слабых ноток. И тянущаяся снизу, может, не с самого последнего уровня, сладкая медь почти вот-вот пролитой крови. Или нет, не ошибается ли он, в самом деле?

Прибор модно прикинутого Рикера, чего уж работал. Что-то там себе светил серебристым экранчиком, где разбегались хорошо заметные волны. Тоже мне, Дональд Гриффин, изобретатель эхолота. Интересно, как прибор должен отыскать не-мертвых, если им, отправленным сюда стальной волей Проводника, указано сидеть в засаде? С чего поднятым Мраком из небытия носиться внизу?

Он спустился на несколько ступеней, не обращая внимания на возмутившегося Рикера. Снова прогнал странно холодный воздух через нос, втянул сильнее и выдохнул. С кем же придется столкнуться? Какие же порой люди бывают глупыми… ровно как он сам.

– Других нет?

Семеныч, кашлянув, покрутил головой.

– На нас навели морок. И раньше, чем зашли сюда. Попробуйте открыть дверь.

– Она открыта… – Маша недоуменно посмотрела на него.

– Попробуй.

Двигалась девчонка отлично, без скрипа или стука. Даже почти не зашипела, когда коснулась двери. Он поднял глаза, уставился в ту сторону. Ну, как и думал, прав, мать его!

Поблескивающая мягкая изморось полностью закрыла стальную пластину, намертво запечатавшую людей в бункере. Запасная, напротив, чуть ли не сверкала острыми ледяными клыками, отражавшими на гранях пока еще имеющийся свет.

– Приборы у всех? Фонари?

Какие именно не уточнял, и так ясно, ночного видения и подствольные. Мрак любит лед, они с ним друзья, но хватит того на сколько? Вариантов у них два: или ждать, пока тем, внизу, не надоест ждать и не-мертвые поднимутся, или спускаться. Ведь там, как не крути, могут оказаться живыми товарищи Маши, Семеныча и модника Рикера. Своими товарищами он их не считал, да логика подсказывала выждать, но и упускать тварь, устроившую все это не хотелось. А уйти под землю той или тому точно удастся. Отнорок там имеется, иначе не смогли бы не-мертвые попасть внутрь. Не среди белого дня уж точно.

Свет, мягкий и яркий, шел снизу просто приглашающе. А вот в такое не верилось, в отличие от ловушки. Люди не порождения Мрака, краткий миг перед навалившейся тьмой одолеть не смогут, а тут-то их и бери голыми руками. Если руки ледяные, с костяными ножами, да клыки чуть меньше, много сделаешь, когда ни зги не видно?

Моргнуло. Еще раз, как приглашая.

– Там внизу смерть. – Семеныч сморкнулся на пол, зажав ноздрю. – А больше и не чую, сука! У меня две обоймы с собой.

– К чему?

– Стечкин. – Бородач вытащил ствол, снял с предохранителя. – Мне с ним спокойнее.

– Как пойдем? – Маша деловито вытащила из чехла ПНВ, закрепила на голове, подняв на лоб. – Предлагаю Рикера в середину, Семеныч замыкает, я перед тобой, у меня картечь с серебром.

– Нет. – Он надел петли от рукоятей на запястья. – Пойду первым, меня не покроши только, если что.

– Что «если что»?

– Напугаешься, мало ли.

Лестница текла винтом вниз, обманчиво не скользя под ногами. Лампы, старые, гудевшие через стальную плетенку, помаргивали. Чем ниже, тем чаще и сильнее. Ловушка почти захлопнулась, свет останется только если Проводнику захочется поиграть с ними. А это вряд ли.

Стальные гермозатворы, на винтах и огромных петлях, на каждой площадке. Закрытые, немые, не гудящие стуками изнутри, не прячущие за собой никого. Только сами стены, крашеные бежево-желтой краской, уже пятнала черная морозная плесень с разбегающимися по ней кристальными ледяными цветами.

Мрак тут не прятался.

– Почему меня в середину? – поинтересовался Рикер. – А?

– Ты снайпер, дорогой, и из оружия у тебя что? – Маша закинула жвачку в рот.

– Бизон.

– Ну вот, а у меня картечь, это лучше.

Рикер дальше не спорил.

Главное в их войне не просто не проиграть и выиграть, главное – сохранить как можно больше своих. Свои как грибы после дождя не берутся, они с трудом находятся, еще сложнее обучаются и очень просто теряются, погибая жутко и кроваво.

Главное в их войне вовремя нащупать правильное решение, вцепиться в него и не дать врагу ни одного шанса. Это правило любого боя, но в их случае иначе нельзя вообще никак. Там, где брешь прочих оборон затыкают новым пушечным мясом, страшно и несправедливо, только их ошибки исправляются намного хуже.

Главное в их войне не боятся, и не так, как не боятся солдаты, идущие на врага из таких же плоти с кровью. Здесь и сейчас страх любого их них четверых станет самым настоящим оружием против остальных, и таким, что не справишься просто так. Мрак чует испуг как акула кровь в океанской воде и превращает его в самый настоящий ужас.