отчеты, сочинять проекты постановлений, направлять протесты в министерства и посольства. Выполнял он эту обязанность безропотно и весьма качественно. Белов видел в нем дипломата с профессиональной закваской. Потому часто беспокоился о нем, просил прислать его документы, передавал ему приветы. Когда я посылал запросы Председателю правительства страны и Министру иностранных дел о поставках сербам российского газа в обход санкций, то Глотов аккуратно редактировал текст, вычеркивая из него гневные слова. А я не мог сдержать эмоций, так как в ответах-отписках министров содержались оправдания и запреты, мол, представители зарубежных стран выступают против поставок нашего газа, так как «природный газ может быть использован в промышленных и военных целях». Я давал Белову читать свои запросы и выступления на совещаниях и «круглых столах», он всегда в знак согласия с моей жесткой аргументацией жал крепко руку, скромно похваливал, но Глотов все равно мои тексты правил.

Организация в Государственной Думе межфракционной депутатской группы «АнтиНАТО» на все сто процентов принадлежит Сергею Глотову. Вместе с Бабуриным он предлагал сербским властям вступить в Союз России и Белоруссии. Документооборот на эту тему проходил опять же через канцелярию Глотова. По приезде Белова в Москву я сопровождал его в кабинеты Глотова и Бабурина, так как вологодский трибун и подвижник жаждал быть в курсе всех сербских дел. Письменное пожелание Глотову, Бабурину и мне не отказываться от сербской темы орначало одно: это сам Василий Иванович в первую очередь не хотел оставлять данную тему. Его болезнь бедами и трагедиями сербов была острой и очевидной.

Письмо четвертое

Толя, поклон, брат, тебе из Вологды. (Хотел добавить: и из Сербии, да вовремя одумался.) Бумаги получил, благодарю. В Сербию я больше не ездок (Хайрюзов знает, почему).

Да, не обольщайся и ты.

Например, беседами с бывшими радикалами вроде Солженицына.

А не знаешь ли, кто финансирует газетку, которую выпускает Черных? Как он попал в Ярославль из Иркутска? За что сидел и как столкнулся с А.Н. Яковлевым?

Видишь, как сыплются из меня вопросы…

Для «Руси» и рад бы дать что-то, да нечего. Старею. Силы уходят на повседневную борьбу с нуждой. Рукопись Игоря Саначева (знаком ли ты с этим интересным человеком?) я отвез в «Наш современник», а они куда-то затолкали.

Пиши больше, пока не устал сердцем. Я вот уже устал… Впрочем, погляди мою пьесу во МХАТе.

Будь здоров и удачлив, как всегда. Пока. Белов.

28 мая 1996 г.

Интерес Белова к войне в Сербии не только не угасал, но возрастал с каждым днем и месяцем. Когда он приходит ко мне в кабинет, то подолгу изучал думскую информацию о положении дел на сербской земле. Находясь в Вологде, звонил, писал и требовал свежих документов. Он погружается в них настолько глубоко, что порой ему казалось, будто он находится не в Вологде, а в Сербии. Я отбирал нужную информацию из служебной почты, формирующейся из двух источников – наших и сербских, – и слал ее Белову. Он читал о том, как близ Сараево были арестованы военнослужащими правительственных (мусульманских) войск 6 сербских офицеров, направлявшихся для переговоров по поводу разведения войск противоборствующих сторон. Читал о том, как Милошевич в Дейтоне соглашается с передачей Сараево мусульмано-хорватской федерации и тем самым совершает преступление против сербов. Читал о том, как все двадцать тысяч сербов покинули родное сараевское предместье Илиджу и, выкопав гробы предков, вытащив двери из своих домов, стали искать новое пристанище, а Запад не заметил ни этот, ни другой массовый исход сербов. Читал, как госсекретарь США Уоррен Кристофер требовал от Милошевича восстановить в республике деятельность Фонда Сороса.

И вот Белов срывается и звонит мне по телефону… Его интересует, что предпримем я и Бабурин, чтобы защитить уволенного полковника-миротворца Андрея Демуренко и донести результаты его правдивого расследования до мировой общественности. Та история тогда действительно натворила много шума. Поскольку нашему бывшему начальнику штаба ООН сектора Сараево Демуренко удалось раскрыть провокацию и преступление боснийских мусульман и их покровителей из Америки, его быстро уволили. Суть той провокации проста. Поводом для разжигания войны стал взрыв на сараевском рынке, унесший жизни сорока человек. Но кто его устроил?.. Демуренко доказал, что взрыв произвели не сербы, а боснийские мусульмане. Оказывается, нельзя из одного и того же орудия, одним и тем же снарядом предельно точно попасть в одно и то же место.

Мне удалось добыть материалы расследований Демуренко и выслать их Белову. После этого он написал, что передает мне привет из Сербии. В том, что он жил в те дни и месяцы, а может и больше года, страданиями сербов, конечно, есть и моя вина. Но я не мог отказать ему в запрашиваемых документах.

Секрет моего друга и писателя Валерия Хайрюзова, который знает, почему Белов охладел к поездкам в Сербию, раскрыт и описан мною в книге «Хранитель русского лада». Однажды Василий Иванович, стоя в сербских окопах, не выдержал и дал очередь из пулемета в сторону моджахедов. Хайрюзов тогда спросил Белова, а вдруг он в кого-нибудь попал? И тут раздался виновато-смущенный ответ: «Да ни в кого я не попал. Разве мне попасть куда…». В другой поездке, при встрече в окопах русских добровольцев, Белов сказал уже мне, что в молодости он бы сам поехал воевать за сербскую правду. Видимо, ощущение беспомощности, вернее, ощущение того, что он не может чем-то реально помочь братьям-славянам, и стало сдерживающим фактором.

Совет, высказанный мне Василием Ивановичем в письме, – «не обольщаться беседами с Солженицыным», связан с тем, что я в то время встречался с этим широко известным писателем. Темами нашего продолжительного разговора были не только политика, но и охрана природы. Мне импонировали и вопросы Александра Солженицына, и его умение слушать. Но Белов, видимо, забыл, кто был инициатором нашей встречи. Им был он сам. Однажды Белов в разговоре с Солженицыным укорил его, что тот не знает правды о расстреле российского парламента и для подтверждения своих аргументов подарил ему мою книгу «Расстрелянный парламент». Книга взволновала Солженицына, развеяла те мифы, которые доносились из его окружения, и, чтобы докопаться до истины, он пригласил меня 2 апреля 1996 года к себе в кабинет – поговорить по душам. И разговор получился. Удивительно, но с его стороны не прозвучало ни возражений, ни реплик, ни замечаний. Он согласился с моими аргументами. А когда я рассказал о том, какая жесткая борьба идет в парламенте за сбережение лесных и водных ресурсов, как Ельцин отказался подписывать мой закон об экологическом образовании, Солженицын