А дядя Сева называет это дело просто – изюминка. Я ведь очень на своего деда похожа – то есть на его отца. Тот был вовсе не красавец. Невысокий, худой, с неправильной речью и провинциальными замашками. К тому же, бывало, уходил в загулы и запои. А бабы любили его так, что некоторые даже руки на себя наложили – от ревности. Он же считал, что жизнь прожита зря, если каждый встречный не может сказать тебе: «Здравствуй, папа!»

Деду было уже под шестьдесят, когда он погиб в авиакатастрофе – при заходе на посадку над Чёрным морем, да ещё во время грозы. Так женщины рыдали по нему ещё несколько лет после этого. И одной из них была моя бабушка – Галина Павловна Ружецкая, в девичестве Смирнова. Они вместе жили в московской общаге, и многие считали их семейной парой.

Дед, в ту давнюю пору студент юрфака МГУ, скрыл от неё то, что уже женат. Сделал ей ребёнка – моего отца – и бросил. А она всё равно любила проказника, пусть и побывала потом замужем за прекрасным человеком. И до сих пор успокоиться не может. У себя в интернате всем про него рассказывает как про супруга. А ведь Николай Ружецкий усыновил Мишку, и мы с Богданом носим его фамилию. Хотя должны быть Грачёвы – по справедливости.

Короче, я только и успела, что ополоснуть лицо, переодеться в спортивный костюм и тапочки. Потом села расчёсывать волосы. Честно собиралась попить чаю и завалиться спать. Но в дверь купе постучали, и я сдуру выглянула. Думала, кому-то нужно по делу. Может, требуется помощь.

Как же, раскатала губу! На пороге стояли два дядьки предпенсионного возраста, пьяные в хлам. Их мотало от окна к стене – «Стрела» давно набрала скорость. Один из мужиков, с красной физиономией, в очках от Картье и костюме от Брионии, радостно ввалился в моё купе. Даже не спросил разрешения войти!

В первый момент я очумела, а после применила силовой приём. Мужик вылетел из купе в коридор, упал на четвереньки, потом на пузо; проехался по ковровой дорожке. А я захлопнула дверь и разревелась со злости. Рядом, на столике, прыгал подстаканник со стаканом горячего чая.

Похоже, «клиент» такого отпора не ждал. И потому даже не сразу поднялся на ноги. Ему помог приятель, который не успел далеко уйти, и пару себе пока не нашел. За стуком колёс я не расслышала, как жиробас объяснил свой полёт. Наверное, сказал, что у меня «гранаты не той системы». Какие-то вопли, во всяком случае, через дверь доносились. Наконец любопытство взяло верх, и я приоткрыла щёлку, припала к ней ухом. Мой кавалер орал, вцепившись обеими руками в поручень – ноги его уже не держали. Рядом, кроме приятеля, стояли проводница и полицейский – уже позвали.

– Да это же шлюха из «Воздуха»! Она там всем давала! – надрывался этот свин, сверкая очками и тщетно пытаясь удержать равновесие.

Наша «Стрела» летела в кромешной темноте. Окна казались совсем чёрными – из-за яркого света в коридоре.

– Из какого «Воздуха»? Где веселящим газом дышат из шариков? – удивился парень в форме с погонами сержанта. – Там же молодняк один. Да и не работают они сейчас. В мае открываются…

– Сына забирал оттуда в прошлом году. – Громкий голос стал заметно тише. – Он каждый раз из клуба пьяный приходил. Смесь эта на вкус сладкая. Я разок попробовал, – признался солидный господин. – Хотел засудить всю эту шоблу. Так оказалось, что употребление оксида азота у нас не запрещено. Но дело не в том. Речь вот об этой оторве. Антон говорит, что она по всем клубам шляется. А раньше в стриптизе танцевала. Показал мне её, и я запомнил…

– А зачем сейчас-то к ней направились? Пригласила, что ли? – Сдерживая смех, спросил сержант. – А потом – пинка под зад?

– Приглашают приличные. А продажные просто должны клиентов обслуживать. Мне пятьдесят, и у меня есть свои потребности. Вы согласны? По-мужски вы меня поймёте…

– Пойму, если всё по согласию будет, – строго сказал сержант. А так получается изнасилование, кем бы она ни была. Лучше вам в купе к себе вернуться, успокоиться и лечь спать. Другим ведь мешаете отдыхать – ночь уже. Потом в Москве не встанете…

– Я не встану?! – оскорбился мой «клиент». – Да у меня всё давно стоит!

– «За углом стояли трое – он, она и у него!» – хихикнул его приятель, зажимая рот руками. Похоже, он мнил себя очень остроумным.

– Вот ведь шалава! Всем, буквально всем там давала, теперь целочку из себя строит… Я даже знаю, что она в пятнадцать лет родила, вот что! – продолжал кипятиться любящий папаша.

– Гражданин, вас её личные проблемы не касаются, – пытался урезонить его сержант. – Какое это имеет значение?

Меня разобрало такое зло, что я чуть не лопнула. В «Сапсане» это было бы невозможно. А здесь – пожалуйста, знакомого встретила. Вернее, папашу своего знакомого. Как его там – Антон? Вроде, был такой хипстер. Но не помню, чтобы я с ним спала. «Черепу» он, конечно, наврал про свои подвиги.

Хотя, как ни крути, и правды сказано много. В стриптизе я танцевала, и смесью из шарика дышала. Сына родила, когда едва исполнилось пятнадцать. И, самое главное, без «кесаря» справилась. Все врачи обалдели. Хотели наутро резать, а ночью всё случилось.

А кто сейчас не «дышал»? Я этот газ знала как «Клубный». А у него вон, сколько ещё разных имён! Это – непременный атрибут любой вечеринки. «Вставляет» почти как «травка». Потом идёшь, еле двигая ногами – будто сутки в забое отпахала. Болтают, что злоупотребление «клубняком» приводит к атрофии мозга.

Если честно, дело того не стоит. Пол-кила платишь, а эффект только на пятнадцать минут. Со стороны всё это выглядит, конечно, дико. Компашка ржёт над всем подряд, а то и просто так, без причины. Некоторые превращаются в полных придурков – сюсюкают, кожи корчат. У других голова болит, а кто-то валится в обморок. Пить хочется всем без исключения.

Я, помню, из дворницкого крана воду цедила – просто чтобы не умереть от жажды. Ходишь кренделями, падаешь под забор – а «выхлопа» нет. Меня так однажды в больницу увезли, на неврологию. Решили, что случился инсульт. Говорят, у молодых он теперь часто бывает. Обошлось, по счастью…

Рывком отодвинув дверь, я выскочила в коридор. Наверное, выглядела, как фурия, потому что даже сержант замер с открытым ртом. Проводница и вовсе шарахнулась назад. Оба пьяных краснорожих господина вмиг стали бледнолицыми. Поняли, что я всё слышала, и сейчас потребую сатисфакции.

Я давала и давала —

По четыре раза в день.

А теперь моя давался

Получила бюллетень!

Я пропела это, отбивая степ, что не очень-то удобно делать в шлёпанцах. Насчёт четырёх раз, конечно, поскромничала, но стихи есть стихи. Тут нужно уложиться в размер.

Тотчас же захлопали двери. Из всех купе высунулись заинтересованные физиономии. Пассажиры очень хотели на меня взглянуть.

– Соси пису, урод! Вон, штаны уже мокрые! Тебе не к тёлке надо, а в сортир! Уберите его сейчас же от моей двери, иначе я в Москве дяде пожалуюсь. Он у меня генерал полицейский, так что меры примет!