отец. Маленькая Галька кашлять перестала, выздоровела, крепенькая да ладненькая стала, словно вовсе не болела, и выросла настоящей красавицей – парни по ней с ума сходили.

Все Антонидины беды и неурядицы как рукой сняло. Женька росла здоровенькая, болезни её стороной обходили. Коза приплод принесла и молока давала вдвое больше прежнего – и детям хватало, и козлёночку! А потом и корову купил Тимофей. Антонида расцвела, нарядов себе накупила и детей приодела. Дом железной крышей покрыли и зажили всем на зависть – в согласии и любви. А через год родила Тоня мальчика – копию погибшего Коленьки, один в один! Николаем назвали.

– Во как жисть повернулась у Тоньки! – судачили соседи. – Ведь хуже всех жила, на своём горбу волокла и детей, и огород, и скотину… Забор сама чинила, сарай сама ставила. Набедовалась – хоть в петлю лезь! Ещё и дочку нагуляла невесть от кого… А погляди ж ты, таперича всё у ей есть! И мужика как подменил кто, за ум взялся Тимка. Послал Господь счастье…

…Только Женьке ни в чём счастья не было! Девчонкой на грабли упала, пропорола железными зубьями щёку. Так и ходила со шрамом. – «Повезло, что глаза целы остались. А шрам заживёт, незаметно будет» – утешал дочку Тимофей, не замечая остановившихся глаз Антониды, её помертвевшего лица.

Хотела Антонида помолиться за Женьку, на колени перед Богородицей пала, а рука враз тяжёлая сделалась и не поднимается! Перекрестилась – с трудом, словно брёвна ворочала. Молитву прочесть хотела – а слова на ум не идут, забыла слова–то! Дрожь её пробрала, с колен вскочила. Подумала, обойдётся, заживёт щека–то, Тимофей правильно говорит.

Не обошлось. Щека зажила, а шрам остался – наискось, в подглазье. Из-за шрама этого парни на Женьку не глядели, браковали, стало быть. А была она – огонь-девка, первая на деревне песельница да плясунья, и за словом в карман никогда не лезла, скажет как отрежет.

А вот – не сватался никто.

Выросла Женька, в город уехала, на завод устроилась. На заводе та же история, никому невеста с таким лицом не нужна. Женька поплакала, поплакала, да родила Ольку. Что ж, что мужа нет? Зато дочка есть, никто не отберёт, моя! А через две недели заявился Фёдор, Олькин отец. – «Собирай вещи. У сестры моей будем жить, дом большой, места хватит» – только и сказал. В загсе расписались, всё как у людей, и зажили они с Фёдором своей семьёй.

Сыр в масле

У Гальки с Колькой по-другому жизнь сложилась, позавидовать можно. Галька в восемнадцать замуж выскочила, муж завскладом работает, полный дом вещей у Гальки и ребятишек двое – сын и дочка, оба лицом красивые, в мать.

Николай – тот ленивый был: баловал отец последыша, единственного сыночка, ни в чём ему отказа не было. Он и вырос – лентяй да разгуляй. До работы не больно охоч, а гулять начнёт – не устанет! На гармони играл – заслушаешься. Нотной грамоты не знал, а любую мелодию с ходу мог сыграть, слух у него был редкостный. На свадьбах да праздниках без Николая не обходились, везде его звали.

Раз поехал он в город, к сестре в гости. В ресторан попал, впервые в жизни. Услыхал, как тамошний оркестр играет, усмехнулся. Дайте, говорит, я сыграю. И сыграл! Директор ресторана услышал, работать пригласил к себе, он и согласился – такая работа не в тягость, а в радость. Зарабатывать стал как сестрин муж, да харч ресторанный, дармовый.

Ресторан тот с Колькиной игры поднялся, известным стал. Народу собиралось много Колькину гармонь послушать – такие переборы, такие коленца выдавал! Что угодно мог сыграть – и трепака, и яблочко, и народное – аж душу переворачивало у всех. И вальсы играл «со слезой» – «Дунайские волны», «Оборванные струны», «Сказки венского леса». Директор нарадоваться не мог на Кольку – самородок, талант! Ну и платил соответственно. Завидно устроился Николай, как сыр в масле катался: сам при деньгах и родителям помогал.

Невезучая Женька

Одной Женьке не везло. Как развелся с нею Фёдор, моталась по судам, дом отсуживала. Да на заводе нервы ей поистрепали, за спирт этот треклятый, до язвы желудка дело дошло. Но на квартиру накопила-таки. Квартира – загляденье: с балконом, с паркетом, две комнаты, да прихожая, да кухня большая, двенадцать метров, хоть пляши в ней. Пай Женька выплатила полностью, мебель новая, жизнь новая… А счастья нет. Никому не нужна, на всём свете – никому!

Приезжала к матери в Деулино за утешением. Посидят, поговорят, только от разговоров не легче, а словно бы тяжелее станет. Женька знала уже, что Тимофею она не родная. Но в деревню всё равно ездила, помогать – картошку окучивать, огурцы пропалывать, то да сё. Спиртное привозила брату с отцом: без бутылки они и работать не станут.

Сама-то Женька тяжёлого не поднимала, брёвен не ворочала – два мужика в доме, сами справятся. В огороде копалась, поливала да полола. А домой возвращалась всё одно – без сил.

– Ты чего такая бледная? Заболела? – спрашивали заводские.

– Да не заболела я, с чего вы взяли?. К матери ездила, помогать.

– Что ж она, пахала на тебе, что ли?

– Скажете тоже, пахала… Моркву полола да прореживала, жука колорадского с картохи снимала да в костре жгла. А картоху мы лошадью окучивали, и пахали лошадью, – смеялась Женька. А слабость чувствовала такую, словно её вместо лошади в плуг впрягли. Чудно!

– Ты как к матери съездишь, так сама не своя. Не ездила бы ты к ней, раз здоровьем слабая, – говорила Женьке Галя. – Колька с отцом без тебя справятся.

– Справятся, если бутылку привезу. И не придумывай, нормальное у меня здоровье, чего буробишь-то, типун бы тебе на язык! – налетала на сестру Женька. А силы словно таяли…

Глава 4. Белая магия

Объявление в газете

…И кто знает, чем бы это закончилось, не попадись Женьке на глаза объявление в газете. «Белый маг поможет решить ваши проблемы, очистит ауру, восстановит энергетику» – прочитала Женька и задумалась. Про ауру она ничего не знала, чем её чистят – тем более. Энергетика – это что-то электрическое, с машинами связано. Машины у Женьки нет. А вот проблемы решить – это она согласная, ничего в том нет плохого, белая магия не чёрная, а за спрос денег не берут.

С последним Женька ошиблась – деньги пришлось выложить немалые. Как оказалось, она заплатила не