Дамас склонился над моим лицом и грубо поцеловал в губы – я, как могла, сопротивлялась, но потом сдалась и позволила ему вновь завладеть всем моим существом. Это было нечестно, он знал, что поцелуи были запрещены между нами. И он знал, что мне было сложно противостоять ему – когда моё желание ничуть не уступало его желанию…

Под утро я была не выспавшейся, но полной сил и энергии. Дамас умел заряжать меня на неделю вперёд, но сегодня я почему-то не хотела уходить от него. Я хотела остаться – и это пугало. Я бесшумно встала с кровати и прошла в ванную комнату. Благодаря бойлерам, закреплённым на стенах, здесь было подобие душа, естественно вода была прохладной – но я не прихотлива в вопросах комфорта. Туалет располагался здесь же, и сделан был специально для меня – я не могла рисковать жизнью Дамаса, разгуливая по его лужайке ранним утром.

Заниматься любовью могли только супружеские пары, брак которых был одобрен местным пастором – такая связь была богоугодной и считалась священной. Всё остальное – грех.

И в обычных случаях на телах таких грешников появлялась скверна, словно демонстрируя всему миру – смотрите! Эти люди согрешили!

Похоть. Один из семи смертных грехов.

Я прикрыла глаза и прокрутила вентель – прохладная вода тут же смыла все мысли из моей головы. Все, кроме одной – Дамас почему-то тоже остаётся здоровым. Неужели наша связь считается богоугодной и без согласия пастора?..

Но ведь я точно знала: вся эта пасторская деятельность – не что иное, как фикция. Пребывая в постоянном состоянии страха, люди не будут грешить – вот и вся философия нового времени.

Однако скверна появлялась всегда – это было проверено миллиардами жизней…

Когда тело было высушено чистым полотенцем, я с удовольствием натянула на себя такую же чистую высохшую одежду: где-то в середине ночи Дамас поднялся и выстирал мои вещи, пока я спала. Он всегда так делал. Он заботился обо мне.

На кухне меня встретила недоеденная булка, прикрытая салфеткой и вчерашний квас, а ещё овощи с его личного огорода. Он меня баловал.

– Куда ты теперь? – негромко спросил мужчина, появляясь в проёме двери.

– Думаю устроиться наёмницей здесь в Десятке.

– Тебя не возьмут. Денег не хватит, – усмехнулся мужчина и сел на табурет напротив меня.

– Я попрошу пол суммы, – отозвалась я.

– Зачем тебе это? – под его пристальным взглядом я немного стушевалась, но быстро взяла себя в руки – до тех пор, пока он не произнёс следующие слова: – Оставайся со мной.

– И выйти за тебя замуж? – не глядя на него, спросила я.

– Что в этом плохого? Наша связь итак не поражена скверной. Мы идеальны друг для друга, – без интонаций произнёс мужчина.

– Я не уверена, – коротко ответила я.

Я действительно была не уверена, что это то, что мне необходимо – осесть в одной из деревень до конца своей жизни. Мне слишком дорога была моя свобода.

Но, кажется, Дамас воспринял мои слова иначе. Он потемнел лицом и отвернулся от меня.

– Я пойду, – я поднялась из-за стола и подхватила свою сумку с лавки, – Сообщу тебе, если смогу устроиться в охрану деревни.

– Сегодня я выйду на службу. Найдёшь меня на воротах.

Я вспомнила о небольшой деревянной башне, что возвышалась над стенами, где располагалась смотровая для стражников, и кивнула. А затем вышла из его дома, не говоря больше ни слова.

Деревня только начала просыпаться, потому народу на улице было мало, и я не сразу заметила, как косятся на меня местные жители – для той, что всегда является гостем в небольших поселениях, я стала слишком беспечной…

– Ты видела, откуда она вышла? – шепнули со стороны моего правого плеча.

– Нет, но она свернула с улицы наёмников, – ответили со спины.

– Шлюха?

– Не произноси подобных слов ни про себя, ни вслух! – зашипели с другой стороны небольшой улочки, пока я шла мимо покосившихся, потемневших домов, – Но так и есть – она явно покинула постель одного из тех развратников!

– Откуда ты знаешь, что они развратники?

– Так если спят с женщиной вне брака!

– Она могла занести скверну в наш город!

Я сжала челюсть и прибавила шагу.

Кажется, я, наконец, поняла, о чём говорил Бажен.

Люди здесь боялись своего пастора намного больше, чем собственных грехов.

– А кто вообще такая? Я её здесь не видел! – заявил почти в голос седой дед, провожавший меня взглядом.

Надо было идти огородами. И почему я не подумала?..

– Охранник у ворот сказал, что охотница, и у нас не впервые, – отозвалась девушка почти моего возраста, волосы которой были скрыты под косынкой, как и часть лба.

– Шлюха! – зашипели со всех сторон – Нужно позвать пастыря! Грешники нам в деревне не нужны!

Я остановилась и развернулась к небольшой толпе, образовавшейся за моей спиной.

– Я могу снять с себя всю одежду, и вы увидите – на моём теле нет скверны, – громко сказала им, про себя подумав, что гловы с рук не сниму. Ни в каком из случаев.

Лишиться одежды и выставить себя обнаженной напоказ – не так страшно, как снять с рук кожаные перчатки без пальцев.

– Этого не потребуется, если ты сможешь объяснить, зачем пришла в мой город, – раздался звонкий тенорок со стороны новоприбывших на зрелище людей.

Я развернулась к местному пастору.

– В Твой город? – равнодушно переспросила я, – С каких пор деревни стали переименовываться в города? – я склонила голову, разглядывая худощавого мужчину в пасторской рясе в пол, волосы которого были настолько светлыми, что невероятно контрастировали с чёрным одеянием, – И с каких пор деревни стали принадлежать пастырям?

– Совсем с недавних, – мягко улыбнулся светловолосый.

А его голос и впрямь высок. Почти женский. Как убого.

– Я пришла в Десятку, чтобы купить себе вещей потеплее, – всё также спокойно ответила ему, – И, возможно, устроиться наёмницей на зиму.

– А с чего ты, Божье дитя, взяла, что нам требуются наёмники? – продолжая добродушно улыбаться, спросил пастор.

– С того, что они требуются всем, – ответила я, – И с того, что была здесь полгода назад и знаю, что в этой деревне самая большая территория засеянных полей. А это значит, услуги наёмников вам просто необходимы.

– Ты права, у нас большое поле, а в этом году и большой урожай, – кивнул пастор, соглашаясь, – Но что может такая, как ты, предложить моей деревне?

И опять «моей». Хвала небу, в этот раз хоть не назвал деревню городом.

– Мои способности проверит тот, кто будет брать меня на службу, – отрезала я, уверенно глядя на него.