Проворочался всю ночь, не попробовал напитки из дьюти-фри, вскочил в шесть — за завтраком ни почитать, ни расслабиться. С Копенгагеном мне пришлось попрощаться. В половину девятого я вбежал в роскошный офис нашей компании. Вообще-то сотрудники попадают сюда с заднего крыльца, но мой кабинет находится в клиентской части, удобней входить через главный вход. Приложил пропуск. Турникет не сработал.

— Дядя Паша, — обратился я к охраннику, который с виду был таким же невыспавшимся, как и я, — что происходит?

— Вы, Ляксандр Михалыч, уж извините, но пустить вас не имею права.

— Почему?

Дядя Паша — человек пожилой, старой закалки, врать не умел, поэтому отвел взгляд. Было понятно, что заварушка ему не нужна. Он считал меня своим приятелем. Иногда я подкидывал ему книжки, а дядя Паша был до них большой охотник. (АС: не нравится вообще.) Особенно нравились ему детективы.

— Почему? — повторил я вопрос.

— Приказ Владимира Николаевича.

Владимир Николаевич Стукалин — человек специфический, мелкий бог нашей службы безопасности. Его фамилия говорила сама за себя, но особых столкновений у меня с ним раньше не было. Я просто старался обходить его по большой дуге. Во избежание.

Ежемесячно в списке людей, приходивших наниматься ко мне на работу, против одной-двух фамилий появлялась пометка «Нежелателен», и, если человек оказывался очень нужен, я задавал вопрос: почему? Мне показывали списки дальних родственников, которые не там и не с теми общались. «И что?» — спрашивал я. А Стукалин отвечал: «Есть же возможность…»

Объяснить, что потенциальная вероятность и факт — разные вещи, мне не удавалось.

Сейчас я лихорадочно думал: как быть?

— Дядя Паша, — сказал я охраннику, — я составлю акт о том, что вы отказываетесь допустить меня на рабочее место, завизирую заявление, пойду на почту и отправлю заказным письмом.

— Я ничего не могу сделать, у меня приказ. Мы люди подневольные, — тяжело вздохнул он.

— Вызывайте руководство.

— Руководства нет.

— Тогда я иду на почту?

— Сейчас посмотрю, что я могу сделать, — серьезно произнес дядя Паша, снял трубку и набрал номер.

— Владимир Николаевич, у нас осложнения. Когда вы будете?

Не знаю, что ответил Стукалин, но через две минуты он спускался сверху, похожий на разудалого красного колобка.

— Александр Михалыч, я не могу тебя пропустить, — развел он руками, — сам понимаешь.

— Я ничего не понимаю, но готов немедленно составить акт о том, что вы не допускаете меня на рабочее место.

— Черт с тобой, проходи в кабинет по моему пропуску.

Стукалин приложил пропуск к турникету для гостей. Я пошел на свое рабочее место. Там хозяйничала Людмила, которая по наследству переходила от одного директора к другому в качестве заместителя.

— Александр Михайлович, здравствуйте! Вы здесь? Сейчас восемь пятьдесят шесть. Удивительно, не в ваших это привычках, — фальшиво улыбнулась она и что-то спрятала за спину.

— Что там?

— Я не могу вам показать, пустяки это. Даже не так — пустячки.

Я присмотрелся. Из-за ее спины предательски торчала белая бумага с надписью «Акт».

Так, вся эта схема стала мне сразу ясна и понятна: после того как меня не допустили бы на рабочее место или я появился бы через час-другой борьбы с охранником, компания составила бы акт о моем опоздании — первое основание для выговора, а два выговора, как мы знаем по Трудовому кодексу, — увольнение. Кто-то взялся за меня всерьез. Зачем? С руководителями первого уровня так не поступают. Ну, если уж совсем не срабатываешься с новой командой — вызовут, предложат чаю, будут извиняться, пряча глаза. Потом начнут договариваться. А тут…

Я прошел в кабинет, включил компьютер. На экране высветилось: «Заблокирован. Обратитесь в службу безопасности».

Результата в моем обращении, конечно, не будет — я общался со Стукалиным минуту назад. Я сел за стол и написал начальнику отдела информационной безопасности бумагу о том, что в связи с блокировкой компьютера не могу выполнять прямые рабочие обязанности, снял на личном ксероксе копии и занес их в секретариат гендиректора, а также в кабинет Стукалину.

— Не могу разговаривать, Александр Михайлович, — сказал он, уткнув нос в единственную бумагу на поверхности вдвое большего, чем у меня, но девственно чистого стола и старательно изображая занятость, — жди вызова. Вверх ногами у меня читается не очень хорошо, но разглядеть, что старательно изучаемый секретный документ был прайс-листом на роботы-пылесосы — как-то получилось. Стараясь не показывать, что нервничаю, я отправился в свой аквариум.

На площади перед моим окном мальчики и девочки шли в школу, милиция проверяла нелегальных мигрантов, не очень симпатичные модели раздавали рекламки. Они стоят здесь не первый день и всякий раз пытаются всучить мне какой-нибудь пробник, когда я выхожу из офиса. В сентябре еще можно устраивать рекламные акции на открытом воздухе.

Прошло четыре часа. Я набрал внутренний номер — в секретариате трубку не сняли. Сотрудники смотрели на мою дверь с опаской — а зайти боялись. Приближалось время обеда. Слышал я подобные истории. Быть вызванным в момент обеда не хотелось. Какие варианты? У нас есть вендинговый автомат. С тех пор как мы перенесли его в здание клиентского зала, доходы от него выросли в несколько раз. В этот день клиентам остался только кофе — все плюшки и ватрушки вместе с очень солеными чипсами и колбасками из автомата перекочевали на мой стол.

В восемнадцать ноль пять (мало ли как установлено время в системе автоматического учета) я собрался на улицу. Завтра решил прийти с увлекательным детективом и бутербродами, но наверху не выдержали — зазвонил телефон. Секретарша вице-президента произнесла строгим голосом:

— Александр Михайлович, поднимитесь к Сергею Геннадьевичу немедленно. Он сказал — немедленно.

Я пошел на второй этаж. В кабинет меня пустили не сразу.

— Подождите.

Хотелось сказать, что жду весь день, но понял: нервничать ни в коем случае нельзя, надо собраться, пересчитать узоры на паркете второго этажа, успокоиться. Минут через двадцать дверь открылась, оттуда показался Стукалин.

— Заходи, Александр Михайлович, разбираться будем.

Пол в кабинете был выложен фигурным паркетом— разноразмерными восьмигранниками. Черный цвет сочетался с янтарным. На отделку денег не пожалели. Расположенный прямо над моим, кабинет коммерческого вице-президента был гораздо серьезнее. На площадь выходило не окно, не стеклянная стена, а эркер. У предыдущего вице-президента подоконник эркера, симулируя важность его работы, был завален папками со счетами. Рядом с ними находился моднейший дирижабль — акустическое устройство для айфона.