Он знал. Инструкция предусматривала начисление штрафных баллов за нарушение техники безопасности, в том числе за порчу оборудования и программного обеспечения на станции. Набравший двести и более отстранялся от участия в любых археологических экспедициях – даже земных – сроком на три года. Особо злостных нарушителей могли лишить допуска в экспедиции навсегда. Метод был варварским, но эффективным: ни один учёный не захочет быть изгнанным из своей профессии, если он действительно учёный, а не авантюрист.

Оставались барнардцы. Их эта система не устраивала, но, оказавшись в совместных марсианских экспедициях, они вынуждены были подчиняться. Всё-таки Марс подлежал юрисдикции Земли. Правда, для них угроза лишиться допуска была не так страшна – отлучив барнардца от права участвовать в совместных программах на Земле и Марсе, земляне не могли запретить ему работать у себя на Барнарде. Случайность ли, подумал Мэлори, что из тридцати шести археологов, погибших за столетие раскопок на Марсе, двадцать восемь были барнардцами?

Мало мне четверых, с тревогой подумал он, теперь мне на голову сваливается ещё один, и неизвестно, что он за штучка. Если и впрямь крупная величина в межпланетной археологии, значит, с гонором, и его надо остерегаться. Важные спецы – они всегда с гонором.

Мэлори рассеянно вывел на монитор окно локальной марсианской сети, нашёл библиотеку, ввёл пароль. Что бы такое почитать? Ага, Уэллс, «Война миров». Кто-то балуется – выкладывает на сервер фикшн. Ничего, Мэлори не стукнет на библиографов – он прекрасно понимает, нужно же людям чем-то занять себя во время песчаных бурь, вызывающих томительные перерывы в работе.

– Посмотрел бы Уэллс, – усмехнулся он, – как мы тут с барнардцами раскапываем Марс.

А господин прогресс настроен иронически, подумалось ему. Стоит посмотреть на человечество на заре двадцать четвёртого столетия: пьём в баре с обитателями другой звёздной системы, а о том, что творилось в прошлом у нас под самым боком, до сих пор имеем смутное представление. Например, какая цивилизация обитала на Марсе?

«Марсианский сфинкс», наделавший столько шуму в конце XX века, оказался блефом, разоблачённым через пару десятилетий. Но следы цивилизации всё-таки были. Правда, настолько неотчётливые, что почти ничего не могли сказать об их создателях. В основном – сохранившиеся в слое песка контуры стен разрушенных городов. Редко где высота руин превышала полметра, и трудно было судить как о технологии постройки, так и о том, что их разрушило – природная катастрофа или военные действия. По следам городов нельзя было сделать никаких выводов о технологическом уровне марсианской цивилизации. Ещё меньше они могли сказать о том, какие существа их населяли. Эволюционировали ли они из местных форм жизни или колонизировали Марс в незапамятные времена? Палеонтологам ещё не удалось обнаружить на Марсе следов высокоорганизованных животных, так что многие марсоведы склонялись ко второй версии.

Кем бы ни были таинственные марсиане, они вымерли за миллионы, возможно, миллиарды лет до того, как на Земле появились млекопитающие. С человеком они встретиться никак не могли (разве только в загробной жизни, порой мрачно острили археологи). К концу XXII столетия древний энтузиазм поиска внеземных братьев по разуму значительно поугас. Единственной разумной цивилизацией, обнаруженной за всё это время в доступных окрестностях Галактики, была раса с планеты в системе Летящей Звезды Барнарда. Но охи и ахи стихли уже лет через десять-двадцать после первого контакта. Барнардцы почти ничем не отличались от земных людей – ни по внешности, ни по образу жизни. Они давно уже были просто партнёрами в науке и торговле. Они даже не возражали против того, чтобы их именовали барнардцами, понимая, что родное название их планеты неудобно для земной документации; да ведь и на Земле ещё иногда приходилось объяснять, почему «Земля», «La Terra» и «die Erde» – одно и то же.

И одному из них почему-то настоятельно требовалось посетить экспедицию D-12.

– Попка дур-рак! – пронзительно заверещал компьютер. Мэлори перекосило, хотя он слышал этот вопль уже несчётное множество раз. Его предшественник обладал своеобразным чувством юмора, раз поставил такое почтовое оповещение. За два марсианских месяца работы экспедиции Мэлори так и не смог найти, как сменить сигнал, а спросить у кого-то более компетентного по части электроники – у персонала станции или хотя бы у Амаи Ори – стеснялся. Ещё, чего доброго, подумают, что он комплексует. Мэлори был достаточно умён, чтобы понимать – такие вещи в глазах подчинённых авторитета не прибавляют.

Он набрал пароль и открыл почтовый ящик. Сообщение было послано ещё несколько дней назад. Оно было помечено адресом космопорта на Барнарде.

Уважаемый Артур,

я прилетаю 1 сентября рейсом BR-43, между 15.30 и 17.00.

Всегда Ваш

Виктор Лаи.

– Первое! – охнул Мэлори. – Это же завтра!

Точное время выхода лайнера из свёрнутого пространства, разумеется, рассчитать нельзя, хотя за последние полтора века удалось добиться приемлемых уровней погрешности. Но целые сутки? Неужели рейс отменили, и он взял другой? Или ему просто не терпелось?

Регулярных рейсов между Барнардой и Марсом не было, и любопытствующий одиночка наподобие Лаи оказывался перед выбором из двух вариантов: совершить утомительный транзит через Землю или присоединиться к очередному экспедиционному вылету. Второй вариант был ненадёжен – экспедиций с Барнарды могло быть три-четыре в неделю, а могло и не быть месяцами. Но Лаи, видимо, подвернулась возможность, которой он не преминул воспользоваться. Судя по номеру, это был именно прямой барнардский рейс.

– Хорошо хоть не сегодня, – наливая себе воды, добавил он. – Чёртовы письма! Двадцать четвёртый век на дворе, а космическую почту так и не можем наладить!

До него не сразу дошло, что письмо было написано по-английски.

Барнарда, 13 декабря 2309 года по земному календарю.

– Боюсь даже спрашивать, – со смехом сказала Лика, – подходит ли моя одежда для выступления на барнардской конференции.

– Напрасно, – учтиво ответил Лаи. – У нас нет специальных правил для женщин. Только я бы посоветовал вам надеть какие-нибудь украшения, а то могут подумать, будто вы в трауре.

Официант в белой рубашке и чёрных шортиках подал им местный десерт, заказанный по совету Лаи – обсыпанное пряностями печенье, плавающее в тарелках с фруктовым соком. Коннолли лизнул сок, как дегустатор, пытаясь определить его ботаническую принадлежность.

– Украшения? – смутилась Лика. – Но я не взяла сюда никаких украшений. Я не думала…

– Это поправимо, – тут же отозвался Лаи. – Купите внизу в лавке венок из живых цветов. Стоят они совсем недорого, и можно подобрать такие, которые вам подойдут.

– Вот видишь, Лика, – злорадно произнёс Коннолли, хрустя печеньем, – мы поквитались. Мне предстоят шорты, тебе – цветочки на голове.