– Да-да, бедная Мария… Она до сих пор не может поверить в его смерть… А ведь прошло почти двадцать лет с тех пор, как вы, русские, впервые побывали здесь… Я, конечно, тогда была совсем мала и ничего не помню… А вот Мария, напротив, ничего не забыла! Вы знаете, дон Деметрио, недавно она сказала мне: «Если Николас не вернется в этом году, уйду в монастырь!» И поверьте, она – уйдет! Мы, испанки, умеем быть верными своему слову! – тут девушка так гордо вскинула подбородок, с такой страстью блеснули ее глаза, что Завалишин невольно залюбовался ею.

Но вспышка эмоций у сеньориты Меркадо быстро угасла.

– Простите, я, кажется, увлеклась. Мы ведь говорили о сегодняшнем происшествии, не так ли?

– Я весь внимание, сеньорита, – откликнулся лейтенант, чувствуя, что все больше очаровывается спутницей.

– Что ж, дело было так… Сегодня утром мы простились с падре Аморосом и отправились обратно в президию. По дороге поспорили, кто из нас быстрее доберется до Сан-Франциско… Гомес утверждал, что его жеребец не имеет себе равных, я настаивала, что мой Амиго – лучший конь во всей Верхней Калифорнии… – При упоминании о погибшем скакуне голос у Марии дрогнул, но она мужественно продолжала рассказ. – Я была совершенно уверена в своей победе, так как, кроме всего прочего, знала короткую дорогу через прерию. Мне ее показали пеоны, работающие на дядином ранчо… Гомес предостерегал меня от намерения ехать одной, но, если брать солдат охраны, скачки не получится… Мы с Герерой расстались, и некоторое время я скакала, не встретив на пути никого. Потом появились эти негодяи… К сожалению, я заметила их слишком поздно, и они сумели перерезать мне дорогу к президии, заставив двигаться в сторону гор… Ну а остальное вы знаете сами…

Завалишин кивнул. Они долго ехали молча, точно новые познания друг о друге не сблизили, а отдалили их.

Тем временем пейзаж стал меняться. Пучки травы сливались в островки и наконец образовали сплошной зеленовато-бурый ковер. То тут, то там показывались деревья и заросли низкорослого кустарника. Потом появились маисовые поля с ровными рядами зеленых побегов, рощицы, явно посаженные человеческими руками. Однако ни строений, ни людей по-прежнему не было видно.

Прерывая молчание, офицер заговорил первым, но, следуя избранной тактике, опять не о том, что сейчас волновало его:

– Ваша кузина Мария Аргуэлло, если вам известно, в свое время оказала моим соотечественникам важную услугу. Благодаря ее помощи камергеру Резанову удалось закупить и привезти на Ситку полные трюмы пшеницы и тем самым спасти наших поселенцев от голода. Это было, дай Бог памяти, году в 1806 от Рождества Христова… Если обратиться к истории вашей страны, то Марию Кончу можно с полным основанием сравнить с кастильской королевой Изабеллой, некогда поддержавшей Колумба…

– История историей, дон Деметрио, – в тон лейтенанту ответила испанка, – однако женщине, будь она даже королевой, иногда не под силу предотвратить то, что предначертано Провидением… Ее величество Изабелла, любившая Колумба и покровительствовавшая ему, так и не смогла добиться от адмирала взаимности. А Мария Конча, избавив многих русских от смерти, не сумела уберечь от гибели самого дорогого из них – дона Николаса…

– Увы, это так.

– Дон Деметрио, могу я вас спросить?

«Ну, вот, началось!» – насторожился лейтенант, но вслух он произнес вежливое:

– К вашим услугам, сеньорита…

– Боюсь показаться неблагодарной, сеньор, но мне до сих пор непонятно, почему вы решили прийти мне на помощь? Вы ведь не знали, кто я, кто гонится за мной. Разве ваш опыт не подсказывал вам, что убегающий от погони не всегда бывает прав?

Вопрос оказался для русского неожиданным.

– Наверное, это дело случая… Однажды я сам оказался в подобной ситуации, и если бы совсем незнакомые люди не пришли на выручку мне, я не имел бы сегодня счастья беседовать с вами, сеньорита Мария…

Девушка с живым интересом посмотрела на Завалишина, ожидая, что он скажет дальше, но лейтенант молчал. Тогда сеньорита перевела взгляд на Нахимова, все это время ехавшего рядом, но с совершенно отсутствующим видом, и спросила лейтенанта о нем:

– Дон Деметрио, почему ваш компанеро не желает говорить со мной? Он так скромен или ему не по душе мое общество?

– Что вы, сеньорита, – не заметив легкого кокетства собеседницы, вступился за мичмана Дмитрий. – Павел просто не говорит по-испански… Я давно знаю его и должен заметить, он вообще человек немногословный… Впрочем, это не мешает ему быть отличным офицером и верным товарищем. А уж храбрости его многие могут позавидовать! В море, например, он, рискуя собой, спас тонущего матроса… Да и сегодня отличился: сбил своим выстрелом одного из тех, кто гнался за вами…

– Вы, должно быть, настоящие друзья, если так отзываетесь о нем…

– Надеюсь, это так… Особенно нас сблизило нынешнее плаванье. Мы ведь почти два года ни на час не расставались. Может, поэтому на корабле даже прозвали Павла моей тенью…

– Как это занятно – ваша тень… Я никогда прежде не слышала такого сравнения, испанцы так не говорят. А скажите, дон Деметрио, наверное, многие русские сеньориты мечтали бы так называться?

Ответить на лукавый вопрос Марии лейтенант не успел.

– Конные, вашбродь! Смотрите! – раздалось сразу несколько матросских голосов.

И впрямь, на другом краю обширного маисового поля, вынырнув из-за рощицы, показалась группа всадников. Они с минуту потоптались на месте, разглядывая отряд Завалишина в подзорные трубы, потом пришпорили лошадей и во весь аллюр поскакали навстречу.

Дмитрий, в свою очередь приложив к глазу медную зрительную трубку, увидел испанских рейтар, впереди которых на могучем вороном коне мчался офицер в блестящей кирасе и шляпе с плюмажем из белых перьев.

– Это испанцы, – обернулся лейтенант к Нахимову. – Думаю, без стычки здесь не обойтись! Прикажи матросам зарядить ружья и быть наготове!

Мичман собрался было выполнить это распоряжение, но тут вмешалась их спутница, без перевода догадавшаяся, о чем идет речь:

– ¡No se moleste! Estoes Gerrera!

Дмитрию осталось непонятно, чего больше в ее словах: радости или сожаления…

4

«Не дай Бог родиться и жить в эпоху перемен», – утверждали древние китайцы. Не потому ли и молились они о неизменности всего сущего, хранили верность традициям, благословляли мир и покой в государстве, почитали своих правителей как сыновей Неба… Гомесу Герере не были знакомы заветы мудрецов Поднебесной империи, но, если бы спросили его мнение по тому же вопросу, он, вероятно, ответил бы с точностью до наоборот. По собственному опыту Герера знал точно: только во времена общественных потрясений у таких, как он, есть шанс подняться к власти, богатству, славе. И упускать этот свой шанс Гомес был не намерен.

Род Гереры, хотя и не мог похвастаться своей знатностью, считался довольно древним и воинственным. С присущей всем испанцам гордостью родители Гомеса много рассказывали ему о предках – уроженцах солнечной Каталонии, сражавшихся под знаменами самого генерал-капитана Новой Испании Эрнана Кортеса. Оба пращура, по отцовской и по материнской линии, были в войске покорителя Мексики рядовыми конкистадорами, но им, как и другим оставшимся в живых соратникам прославленного завоевателя, достало и толики военной добычи, и новых земель, на которых они осели вместе с приехавшими из метрополии женами. А поскольку, по воле обстоятельств, оказались соседями, то со временем переплелись тесными семейными узами и к началу XIX века превратились в один из влиятельных кланов Верхней Калифорнии. Казалось, ничто не предвещает грозы…