Знаменательное утро началось с кошмара.

На меня надели девчоночью белую рубашку с кружевными воротником и манжетами, черный бархатный камзол с уродскими лентами на рукавах, узкие зеленые панталоны, короткий черный плащ с зеленой подкладкой. В жизни такого позора не носила. Этот кукольный наряд привез из столицы сэр Лорган, чтобы принца принарядить. А я еще на шею ему вешалась!

Чтобы я все-таки напялила на себя кукольные тряпки, матушка пошла на хитрость, подарив настоящий кинжал, такой же, какой был у Диго, предмет моей зависти: небольшой, с удивительным лезвием — белоснежным, полупрозрачным, как льдинка. Его лезвие начинало резать еще до того, как соприкоснуться с предметом. В Белогорье было много чудесных вещей, привычных для меня, как небо над головой. Их удивительность я осознала много позже. Тогда я росла среди них и ничему не удивлялась.

Дигеро, с которым мы почти помирились за месяц, заржал, увидев меня в кружавчиках, за живот держался. Мы с ним тут же подрались. Я была в такой ярости, что плевать, на голову он меня выше или на все три, и будь у него хоть сам владыка Темной страны наставником.

Нос я мальчишке все-таки расквасила и была страшно горда. Да еще, вот радость, от кружев ничего не осталось: пришлось это рванье обрезать, а оторванный рукав и порванный плащ срочно штопать. Даже матушка помогала Сильвии, чтобы не опоздать к назначенному часу. Мой фингал и содранные костяшки пальцев она излечила уже в дороге, посадив меня к себе в седло.

— Надо бы оставить вам это украшение в назидание, ваше высочество, — ворчала матушка, накладывая чары, — но ваш отец может подумать, что его сына здесь постоянно избивают.

Я покосилась на ехавшего рядом учителя Рагара и расхохоталась. «Учитесь переносить боль, ученик, иначе какая-нибудь царапина в бою может стоить вам головы».

Роберт Сильный прибыл с сотней гвардейцев. Выглядели они эффектно: сверкающие доспехи, разноцветные плюмажи на шлемах, развевающиеся плащи, шелк и пурпур штандартов.

Нас с матушкой сопровождал Рагар с полусотней «снежных дьяволов» на белых мохнатых лошадках и более привычная охрана — молчаливые и неулыбчивые слуги замка в черных латах.

Шеренги остановились по разные стороны каменного моста, возведенного через неширокую, но глубокую пограничную речушку. С той стороны вперед выдвинулся огромный конь с могучим всадником в седле. Королева не двинулась. Я поняла, что ей запрещено даже ступать на пограничный мост.

Всадник снял шлем, явив огненно-рыжие волосы, стальные глаза на широком, красном, но породистом лице, лоснившемся от пота. Лето все-таки, солнце припекало, металл нагрелся. Им с матушкой было тогда по тридцать три, но королева выглядела молодо, а он мне показался стариком, почти как сэр Лорган.

— Вижу, миледи, вы совсем не изменились, — зычно крикнул рыжеволосый. — С кем вы собрались воевать? Неужели со своим королем?

— Всего лишь охраняю жизнь и здоровье вашего сына, сир, — королева склонила голову. — Принц Лэйрин, приветствуйте вашего короля и отца.

Я оцепенела от изумления: вот этот уродливый человек — мой отец? Нет-нет. Не может такого быть!

— Что-то я не вижу моего сына среди этих дьявольских порождений, — осклабился король, подъезжая ближе. — Где же он?

Я была единственным ребенком в нашем отряде. Король не мог меня не заметить, и смотрел он мне прямо в глаза. Я, не моргая, уставилась ему в переносицу. Если уж Рагара выдерживаю, то и этот рыжий буйвол мне нипочем.

— Где мой сын, миледи? — повторил король уже с угрозой, сморгнув, но не отведя стальных глаз. Щека у него задергалась. — Неужели вот этого худосочного зеленоглазого дьяволенка вы пытаетесь выдать за моего сына? Кто в это поверит? Рожа у него даже отдаленно не моя.

Мне стало смешно. Какое счастье, что рожей не вышла, подумалось. Он не признает меня, и не надо будет притворяться, никогда. И никаких Рагаров больше не будет!

— Поклонитесь же, Лэйрин, — прошипела матушка. — Не позорьте меня.

Я поклонилась. Жалко, что ли. Но ликования не могла сдержать. Оно рвалось из меня, распирало. Недолго.

Сердце ухнуло в пятки, когда король сказал:

— Вы дурно его воспитывали, миледи. Отныне я сам займусь его воспитанием.

— Не раньше, чем вы признаете Лэйрина как своего сына и наследника, отмените мое изгнание и вернете мне моих дочерей, — ответствовала матушка.

— Я сообщу о своем решении завтра.

Он усмехнулся, оценив мою брезгливую гримасу, и развернул коня.

Королева Хелина расположилась лагерем по одну сторону реки, король Роберт — по другую. Так и заночевали.

С той стороны горели костры, слышалась грубая ругань, дикий хохот, невнятные вопли. На нашей — царили тишина и безмолвие. Даже лошади не фыркали — тихо щипали траву и изредка шевелили хвостами, отгоняя насекомых.

Для нас с матушкой раскинули палатку, принесли войлочные постели и одеяла: ночи в предгорье были прохладные. Но мы с ней сидели на нашем крутом берегу, полускрытые кустами, и смотрели на веселье королевского лагеря.

— При дворе будет много грубых и неприятных вещей, ваше высочество, вы должны к этому быть готовы, — говорила матушка. — Наши горы чисты и строги. У равнинных людей все по-другому.

— Я не хочу туда, ваше величество, — прошептала я в отчаянье. — Пощадите меня. Я там умру.

— Вы ли это говорите, Лэйрин? — повернула она бледное лицо.

— Он мне не отец.

— Не смейте даже думать так!

— Но я же вижу, матушка. Этот человек не может быть мне отцом!

— Что вы можете видеть и понимать?! Вам всего десять с половиной лет, вы еще ребенок, пусть чересчур развитой для своих лет, но ребенок.

— У меня тоже есть сердце. Этот рыжий урод — чужой мне.

— Замолчите! Больше никогда не говорите такого, даже себе. Вы… его ребенок.

Она не смотрела на меня, она лгала мне — я чувствовала.

— Лэйрин, вы обязаны стать королем.

— Зачем? В Белогорье он никогда нас не достанет, вы мне сами говорили.

— Только это защитит вашу жизнь. И мою. Мы не можем здесь долго находиться. Я не могу. Десять лет я… — она судорожно вздохнула и не договорила. — Это слишком много. Лэйрин, меня хватит еще на год, не больше, а без меня Белые горы станут для вас смертельно опасными. Вы должны быть в безопасности к тому времени.

— Вы… больны? — перепугалась я. — Бабушка вас все-таки заразила?

Она тихо рассмеялась и обняла меня.

— Дитя, совсем еще дитя. Как же я люблю вас, Лэйрин, больше всех на свете! Если король не признает вас, мы уйдем дальше на север, за Белые горы. Там ужасно холодно, страшно, но никто нас не достанет.