Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Студентка. Юрфак, – девушка вздохнула, уткнулась в ковер.
Олег уважительно хмыкнул:
– Не дрейфь, Варвара. Мой отец – не самое худшее, что могло случиться с твоей матерью…
– Да нет, дело не в этом… Просто у меня были свои планы… А тут все… Псу под хвост.
Толмачев-младший громко засмеялся:
– Ну, Фадеева еще псом никто не называл. Но суть ты уловила верно.
* * *
Варвара поднялась на второй этаж.
Ее разместили во флигеле, напротив заезда на территорию. Уютная комната с выходом на небольшой, укрытый тентом, балкон. Плетеное кресло с мягкими подушками, аккуратный столик и стопка книг. Отличное место, чтобы уединиться. Отсюда даже вай фай ловил. В общем, Варвара решила, что это будет ее любимое место: под балконом – сад, взгляд упирается в парк, тент, как она выяснила, можно легко убрать и загорать. Не Черногория, но тоже неплохо.
Распахнув дверь, окинула свое новое жилище: двуспальная кровать, за матовым стеклом – гардеробная, у окна – круглое кресло под японским абажуром, рядом – бежевый пуф, на который можно удобно уложить ноги. Теплый ветер врывался в комнату через распахнутую на балкон дверь, трепал белоснежный тюль.
А на заваленном журналами рабочем столе красовался новенький ноутбук. По экрану медленно плыла заставка с волнами и серфером. Варвара подошла, осторожно погладила указательным пальцем блестящие кнопки.
В кармане вибрировал сотовый. Данил, конечно, ее потерял.
– Ну, ты долго еще?! – злился в трубке.
– Нет. Мне сейчас явки-пароли сообщат, и я свободна как ветер. Жди.
– Долго, спрашиваю?
Девушка прищурилась, посмотрела на часы:
– Минут тридцать.
– Ну, блин. Давай быстрее!
Сбросил.
Точно злится.
Варвара уже сама жалела, что позвала его сегодня: теперь будет дуться несколько дней, а ей придется бесконечно извиняться, подлизываться. Девушка нахмурилась, вышла на балкон.
Облокотилась на парапет, устало положила голову на скрещенные руки.
Фадеев мрачно наблюдал за ней из комнаты. Понимание накатывало зубной болью, медленно и неумолимо: вот она, его проблема, лениво нежится на солнце, беззаботно покачивает обтянутой в джинсу попой.
– Черт, – выдохнул и нарочно громко захлопнул за собой дверь, чтобы пигалица, наконец, обратила на него внимание. Та мгновенно подобралась, заглянула в комнату.
Побледнела:
– Опять вы?
Глеб прошел к столу, мельком глянул на обложки журналов: парочка модных, прошлогодних, очевидно, найденных в комнате, два в невзрачно-голубом оформлении. Взгляд выхватил «право» и «вестник». Девчонка замерла в метре от него, закусила губу. Глеб затылком чувствовал ее взгляд, как он блуждает по его спине, замирает между лопаток, скользит по узору на руке. Три года в спецназе научили видеть спиной. Пару раз это спасло ему жизнь.
Сейчас отвлекало от главного. А главное – это письма с угрозами на электронный адрес шефа, отправителя которых его спецы расщелкать не могут, потому что ломаный-переломанный айпи привел к семидесятилетней бабушке из Зимбабве, явно равнодушной к российскому ПО для оборонки. Чутье подсказывало, что затеяна Большая игра. А в Большой игре ставка сильно больше, чем жизнь отдельно взятого человека.
– Вы долго медитировать на мои журналы будете? – вопрос вырвал из раздумий, по спине пробежал холодок, хотя, может, сквозняк пробрался под футболку, легко коснулся позвонков.
Он, в самом деле, уперев руки в бока, пялился на стол этой пигалицы, ее разбросанные журналы.
Глеб резко обернулся, достал из кармана черный смартфон, протянул девушке.
Аппарат тяжело лег в узкую ладонь, сразу став грубым и громоздким. Девчонка удивленно на него уставилась.
– Это что?
– Это телефон. С ним будете ходить.
Девчонка почесала под носом, скривилась презрительно:
– А чего не радиостанция?
От усталости Глеб уже плохо соображал. Во всяком случае, он надеялся, что мысли тугие, как ртуть, – это от усталости:
– В смысле? – уставился на раскачивающийся в девичьей руке «кирпич».
– В коромысле, – пигалица бросила сотовый поверх пачки журналов. – Я с этим ходить не буду.
Поджала губы и вздернула подбородок.
Фадеев цокнул языком, рассеянно огляделся.
– А куда ты денешься, – и, подхватив со стола ее родной мобильник, стремительно направился к выходу из комнаты.
Варвара опешила. По-рыбьи хлопнула глазами и открыла рот.
Молниеносно сориентировалась, бросилась за мужчиной и успела вцепиться в его руку прежде, чем тот вышел из комнаты. Фадеев ловко вывернул кисть, шутя высвободился. Подхватил девушку под локоть, не позволив упасть, и привлек к себе.
Выдохнул в лицо:
– Я же сказал: не нервируй меня, – он смотрел мимо нее, и от этого становилось страшно. Потому что не понятно, что у него там, в коротко стриженной голове, у этого громилы с черепами на коже.
– А чего вы мне тыкаете?! – Варвара схватилась за единственную мысль, которая, мелькнув, как-то сложилась в слова.
Фадеев легко поставил ее на ноги, мельком взглянул, резанув по венам серо-голубой сталью, небрежно подбросил в ладони ее сотовый и, вынув батарею, сунул в задний карман джинсов:
– Отдам через три дня, когда пробью все контакты, – бросил и вышел из комнаты.
Варвара бросилась за ним:
– Глеб, отдайте мне телефон! – кричала в широкую спину, едва успевая за ним: мужчина стремительно прошел по коридору и уже спускался по лестнице. И вроде бы он особо не торопился, а девушке никак не удавалось обогнать его. Сбив дыхание, остановилась в холле первого этажа, заорала: – Вы права не имеете вмешиваться! Это моя личная жизнь и персональные данные!
Фадеев неожиданно резко остановился, вернулся к ней. Холодно посмотрел:
– Ты, кажется, собиралась в кино? – напомнил сухо. – Вот и сходи. – Развернулся, бросил кому-то на крыльце: – Юркова предупредите, пусть машину подгонит к крыльцу. Варвара Степановне в город надо.
– Черти-что… – Варвара беспомощно озиралась по сторонам.
Она слышала, как хлопнула дверца автомобиля Фадеева, как прошелестели по гравию колеса, забирая с собой последние осколки ее личной, независимой от олигарха Толмачева, жизни.
Он остановился у поста охраны – Анатолий раздавал ЦУ охранникам, уже успевшим отчитаться о дневном инциденте с гостем Варвары.
– Други мои, внешка у вас для чего стоит? На мониторы выведена, – вздыхал начальник охраны. – Ну, ладно, тут пацан сопливый попался, больше вас испугался. А был бы кто посерьезнее? Поставил бы растяжку, сами бы на нее и напоролись. И взлетели на воздух к чертовой матери, – он тихо и крайне нецензурно выругался. Махнул рукой.