ходил в шахматный кружок, и результаты у меня были неплохие. И стал я к Прохору искать подход через его любимую игру. Что ни вечер, мы хоть партию, но сыграем.

– Да не торкай ты ферзем! – сердился он, когда я неуверенно двигал фигурой туда-сюда.

– Ты норовишь с кандачка играть, а надо покуменить, прежде чем фигуры торкать, – учил он меня.

Два года ухаживал я за Любашей, а позвать замуж боялся. И вот настал день, когда я решился сделать предложение. Люба знала, что я приду, нарядилась и тихонько сидела в спальне. Я тоже для торжественности момента надел костюм.

– Справная одежка, – встретил меня Прохор, – прям жаних. А чтой-то там висит, – потянул он за цепочку, что свисала из маленького кармашка пиджака. – Ишь ты, брегет у него!

– Прохор Николаевич! Я прошу руки Вашей внучки Любы! – решился я произнести.

– Ась? Шибко тихо молвишь, – начал подтрунивать дед. – Куда жену поведешь, в свои хоромы?

– Конечно в свои!

– Это с кандачка не решается, – как-то с хитринкой заговорил Прохор, замолчал на пару минут, а потом и выдал:

– А у меня уговор, выдюжишь три партии в шахматы, да чтобы ты три раза выиграл – отдам за тебя Любу!

– Лады! – ответил ему в тон.

Скажу, что сложнее для меня не было условия. Мы играли молча. Когда все три раза я выиграл, Люба, не чаявшая такого исхода, выскочила из комнаты и стала рядом со мной.

– Бабка, неси штоф и чеплажки, да яствы разной! За внучку выпьем, выросла она.

А потом уже в мою сторону добавил:

– Но знай, ты еще пожалеешь, что взял ее в жены, но в обратку не приводи, не приму!

Я засмеялся, потому что понимал, что это ревность в нем говорит, уж больно любил он свою внучку – касатку. С тех пор я всегда говорю:

– Интеллектом надо брать, интеллектом!

Петрович с шумом высыпал фигуры из шахматной доски.

Красный велосипед

Весть о том, что Славка, пятнадцатилетний подросток, спас от пожара троих малолетних детей Людки-пьяницы, моментально облетело село. Дети бегали на пожарище, а взрослые собирались небольшими группами и ругали Людку почем зря, что додумалась детей запереть снаружи и уйти, а догадаться убрать спички не смогла.

– Ах, если бы не Славка…– размахивали они руками и хватались за сердце. – За какие грехи деткам малым такая мамка досталась!

Знакомые толпились у дома Славы, пожимали руки и матери, и отцу, и самому парню. Некоторые тормошили его голову, а Славка стеснялся, изворачивался.

К вечеру в гости к герою дня завалила толпа народа: и глава районной администрации, и журналисты, и директор школы. За ними потянулись соседи. Всем не хватило места и предложили выйти на улицу.

И сам Слава, и его родители были красные от смущения, но отец для важности момента надел пиджак, а мама то поправляла волосы, то оглаживала подол платья.

– Уважаемые жители села! Все вы уже знаете, что сегодня произошло, – начал свою речь Глава. – Про Люду мы здесь говорить не будем, с ней отдельная история. А вот про этого героя, – он обнял подростка за плечи, – нам приятно говорить! Это наше будущее! Он сегодня совершил подвиг и, рискуя своей жизнью, спас малолетних детей из огня!

Все хлопали, радовались, а Славке хотелось убежать, но тут какой-то мужчина подкатил красный велосипед, и Глава радостно объявил, что Слава награждается этим ценным подарком. Парень расплылся в улыбке, глаза его засияли, как и хромированные детали велосипеда. Слава схватился за лакированные черные ручки, а они будто прилипли к нему, такие были удобные, а камера снимала все это.  На другой день по местному телевидению вышел репортаж, и у Славы началась другая жизнь. Его приглашали в школы, писали статьи, одноклассники хлопали по плечу. Постепенно он привык к интервью, держался уверенно, складно отвечал, улыбался в камеру. Заготовленная речь уже лилась легко и слегка отстраненно, как будто он говорил о ком-то.  Ему стал нравиться образ этого парня и его поступок спасателя.

– Пойду после девятого класса в пожарное училище, там каждый день подвиги, – мечтал он, – Глава обещал направление дать.

Иногда Слава вспоминал тот день, когда заметил горящий на окраине дом, как побежал туда и увидел в окно три искривленные от страха и крика мордашки, и ему стало за них страшно, но дверь была закрыта на навесной замок, а огонь уже выбивался из худой крыши. Как кирпичом разбил соседнее окно, залез в дом сам и вытащил детей, старшему было пять, а маленький даже не ходил. Как потом его порезы мама мазала зеленкой. «Где дети теперь? Куда-то всех увезли!» Да никто и не вспоминал семью погорельцев, как появились, так и пропали, «чужие заезжие». Вся эта история крутилась только вокруг Славки, которого уже и звать стали Славка- спасатель.

Наступило лето, последние каникулы школьника. Славу возили в школьные лагеря района, где его с интересом слушали ребята поменьше. Он добавлял в свой рассказ литературные образы про полыхающий огонь, про меткий кирпич, про легкий прыжок в окно и тяжелых детей. Но постепенно интерес к мальчику-спасателю стал пропадать.

Недели тянулись, а его никуда не приглашали. Парень стал раздражительным, грубил родителям, но те терпели, «переходный возраст», – успокаивала мать, а отец уверял, что их сын «звезду словил». «У него другая судьба будет, не как у нас, он герой», – возражала мама.

Его короткие светлые волосы выгорели на солнце, а сам вытянулся, плечи развернулись, да и постоянная гонка на велосипеде сделала сильными ноги и руки. У него остался один преданный друг – его красный велосипед. С ним парень беседовал, намывал его и следил за шинами, чтобы те всегда были накачаны. Славка гонял на красном велосипеде, представляя себя на пожарной машине, а его глаза искали что-нибудь горящее, чтобы затушить, спасти, или хотя бы оказать помощь.

Как-то вечерком Слава решил искупаться. Возле пруда бегал мальчик с их улицы, от природы инвалид, к тому же умственно отсталый, вместо слов изъяснялся слогами – ма-ма, ти-ти, та-та. Мальчику было уже десять, но он был такой маленький и худой и выглядел лет на семь.

– Генка, ты с кем здесь? – спросил Слава, хотя знал, что мальчик с утра до вечера предоставлен сам себе.

– Ма-ма, ма-ма, – помахал в сторону поселка мальчик, —та-та, – показал