человек голос Логоса или нет? Только вслушиваясь можно принять его, достичь созвучия. Степень же созвучия определяется гармонией. Гармония возможна лишь благодаря правильной настроенности инструментов.

Настроение — это ценностный диапазон, диктуемый бытием. Вслушивающийся человек в своей речи будет нести настроение самого бытия. Способ, которым оно истинно себя проявляет, не озвучивается в речи напрямую, оно — тон, который задаёт настроенный на созвучие оратор, благодаря чему открывается дискурс для последующего познания.

Схватить, удержать, воспроизвести собой и заставить проснуться от мнимого бодрствования, прийти в чувство от бесчувствия того, что считают жизнью. Истинный глашатай Логоса своим стремлением к ясности вызывает жажду понимания. Как объект любви, будучи бездвижим, побуждает к действию влюблённого, так и оратор провозглашает цель, которой вожделеют и тянутся умы людей, влекомый эросом. Настроение становится желанно. Как возбуждение или страсть. Только благодаря таким ярким экстатическим переживаниям можно заразиться настроением непосредственного присутствия, удивлением самому факту человеческого существования. Предварительно придя в состояние сконцентрированного напряжения, обретая необходимый тонус, происходит процесс интерпретации. Это способ принятия своего существования, своего присутствия к себе. Это настроение проявило себя посредством мысли, так Логос изрёкся на свет, и вместе с Логосом в мир проникло непонятное.

Прежде в мире царили структуры сознания, на основе которых воображаются предметы, указывающие на его осмысленность, метафорический смысл делал всё понятным и близким, вписывая в культуру. Такой способ внесения и удержания во времени порядка того, что без мира было бы хаосом, называется мифом. Миф — это залог творческого характера любой культуры. Таким образом, Герменевтика представляет собой посредника между Логосом и мифом. Состояние удивления собственному существованию и бесконечный поток вопросов, следующих из этого, в процессе интерпретации обретает неистовое возбуждение, навязчивое желание заразить этим бушующем потоком страсти всех вокруг. И именно в этом человеку помогает искусство.

Самым близким аналогом такого состояния является музыка. Слушая музыку, мы слушаем конкретные музыкальные фразы. Мы оказываемся в особой сфере, подобной Логосу. Так как сказанное на языке музыки, есть одновременно то что она называет, при её прослушивании мы сразу оказываемся непосредственно перед самой представленной сутью, а не перед значением зашифрованным в каких-либо символах. Над мыслю о том, как интерпретировать музыку, например, в тексте, можно было бы провести долгие, нескончаемые часы. Но мне на удачу этим уже занялся один мыслитель. Конечно же, я говорю о Ницше. Само название его первого труда отвечает на поставленный мной вопрос. «Рождение трагедии из духа музыки». Из музыки рождается трагедия как минимум в античной Греции. Я хочу привести цитату, в который видна характерная особенность эллина, разрывающегося между мифом и Логосом при созерцании трагедии того времени: "зритель взирает на просветлённый мир сцены И всё же отрицает его… Он во всей глубине понимает происходящее на сцене, всё же охотно бежит в непостижимое."

Глава 4

Прошлую главу я закончил на Ницше, с него начнём и эту.

«В античной трагедии эллин чувственными очами видит порывы воли, борьбу мотивов, поток страстей в форме целого множества живых и подвижных линий и фигур." Эта цитата видится мне универсальным описанием интерпретации как феномена. Настроение, которым заражён такой человек, я называл бы Пафос. И теперь я хочу попробовать передать свой Пафос, посредством написания произведения, подражающего в своей форме античной трагедии. Но для того чтобы показать что миф и Логос сталкивались не только в амфитеатре Афин, героями моей трагедии станут картины такого художника, как Ван Гог. Действие будет происходить в картиной галерее. Попытаюсь ответить на вопрос, почему именно Ван Гог. Конец девятнадцатого столетия ознаменовался кризисом в живописи, проявляющимся в том, что у всё большего количества художников возникал внутренний конфликт. Изображение действительности в рамках академизма в стремлении изобразить её точно такой, какой она предстаёт, не позволяет художнику добиться достоверности, которой требуют его мироощущения. Разрешение этого конфликта заключается в следовании проявляющейся в художнике потенции к поиску новых техник изображения для преднамеренной инаковости в передаче действительности. Ван Гогу была уготована трагическая участь: в развитии живописи он был одним из первых, кто принял на себя сильнейший поток дионисийского начала, который бил через него. Всю его жизнь он был вынужден заниматься живописью, чтобы упорядочивать этот хаос. Всё творчество Ван Гога — это путь принятия дионисийского в себе и совершенствование в его упорядочивании, так как человек не способен выдержать дионисийский Хаос в максимальной степени. Поэтому в моменты, когда Ван Гог не рисовал, диониссийское захватывало его и у него случались приступы безумия, в которые он себя не осозновал, и не помнил их потом.

Глава 5. Трагедия

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ

Выставка работ Винсента Ван- Гога в галерее изобразительного искусства.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Хор зрителей, посетителей галереи.

Хор картин, выставленных экспонатов.

«Кипарисы», картина Ван — Гога, 1889 г.

«Ночная терраса кафе», картина Ван — Гога,1888 г.

ПРОЛОГ.

Хор зрителей:

— Искусство создано,

чтоб скрыть боязни и тревоги.

— Мир сладостный и страстный на картине,

Живет за нас ту жизнь,

Что мы не можем.

— Природы дух сентиментальный

Раздроблен в нас на индивиды,

Для созерцанья образов пластичных.

— Должно хотеть иллюзии,

Чтоб скрыться от страданий.

— А око жаждет отражения

В сфере красоты.

Хор картин:

— Начало бурное во мне, что

Создано для прославленья Диониса,

В чрезмерности природы топит объективность.

— Все сущее — язык моей природы,

А образы мои лишь ты и только ты.

— Мир мой далек так,

От действительности пресной,

Что погрузившись с головой в него,

Ты будешь слышать

Экстатические звуки торжества.

— Но кто тогда

Тот повелитель и создатель?

Кто та среда,

Через которую пройдя,

Субъект отпразднует

Свое освобождение

Из пут реальности убогой,

И ринется в объятья Аполлона,

Творца иллюзии и бога сна.

ДИАЛОГ

«Кипарисы», обращается к другим картинам:

— Друзья, живем ли мы в момент,

Когда на нас не смотрят?

— И что есть мы?

— Мы существуем для других?

А если для себя,

То как могли бы мы узнать об этом,

Не будь возможности взглянуть со стороны?

«Ночная терраса кафе», отвечает:

— Живем тогда мы в промежутке,

Меж в-себе и ими.

— Они не я, но я они

В них увидав палитру яркую эмоций,

Я понял, что все это

Сам и побудил

— И вот вопрос,

Есть ли мы то, что

Видим в тех,

Кто на нас смотрит?

— А коли нет,

То стоит ли пренебреженье их терпеть.

«Кипарисы»:

— Они хулят нас

За грубые мазки и едкий колорит.

Но в чем наша вина,

Коль это воля бога,

Вкахический узор