И тут же услышал, как за его спиной с громадным облегчением вздохнул капитан Латиф. Майор обернулся. Латиф улыбался во все лицо. Не будь Солоухин так сердит на всех афганцев, и тех, против которых воюет, и тех, что втянули Советский Союз в эту войну, и даже тех, кто воюет рядом, но боится брать на себя ответственность за операцию, вынуждая спецназовцев делать «черное дело», он бы в ответ точно так же улыбнулся. Собственному решению улыбнулся бы. И сейчас улыбнулся, но только отвернувшись, чтобы эту улыбку не видел чужой капитан.

– По-прежнему себя не обнаруживать. Собираем манатки…

Солдаты не были в курсе задания. И потому солдатам не с чего было проявлять радость. Был бой – не было боя, уничтожили караван – не нашли караван… Это дело уже привычное и обыденное для спецназовцев любого звания. Но офицеры, принимающие участие в операции, среагировали, как и сам Солоухин, – облегчение было заметно.

Уничтожать святого, пусть и чужого, не хотел, кажется, никто…

* * *

Отряд уже был готов к выступлению в сторону площадки, выбранной заранее для посадки вертолетов, когда на очередном сеансе связи пришла радиограмма из штаба. По мрачному лицу капитана Топоркова майор сразу понял, что поступил новый приказ и каков именно этот приказ. В принципе, он сам в глубине души, понимая обстановку, ожидал именно такого ответа, хотя и надеялся на ответ противоположного характера.

– Остаемся?

Топорков бессильно развел руками:

– Остаемся…

Солоухин вздохнул обреченно и встал, чтобы его было видно всем.

– Отставить сборы… Новый приказ…

Майор все же не удержался и глянул на стоящего рядом капитана Латифа. Реакция оказалась вполне предсказуемой. У афганца гримасой боли откровенно исказилось тонкое лицо. Надежды рухнули, как потолок на голову, придавили, и он не нашел в себе сил, чтобы сопротивляться такой тяжести скрытно…

– Что говорят?

– Поступили данные их ХАДа. Караван задержался в каком-то кишлаке, где имам встречался с несколькими полевыми командирами. И запретил им воевать между собой. Их специально собирали туда на третейский суд. Имама слушаются.

– Состав колонны известен?

– Около сорока человек. Все вооружены. На четырех грузовиках. Груз не определен, но, судя по всему, везут оружие и боеприпасы. Рессоры грузовиков просели до упора.

– Когда здесь будет? Предположительно…

– Один переход остался…

Переходы караванов обычно проходят ночью. Значит, ближе к утру прибудут в ущелье…

– Вадимиров где?

– Вадимиров! – негромко позвал Топорков командира разведвзвода.

Старший лейтенант подбежал молча, тоже понимая, что после сеанса связи должен поступить новый приказ, и одними глазами спрашивая, что это за приказ. Любой приказ в первую очередь касается его, потому что без разведки на войне никуда…

– Выступай на старый пост. Следи, Саня, за кишлаком как следует… Остальным – отдыхать до вечера. Вечером, после наступления темноты, занять прежние посты и проконтролировать зону ответственности…

* * *

Наконец-то старшему лейтенанту Семарглову предоставилась возможность выспаться. Он от удовольствия даже зевнул так торопливо-откровенно и в то же время так аппетитно, что чуть челюсть себе не вывихнул. Даже рукой за нее схватился, словно придерживая. И тут же начал пристраивать бушлат за подходящим камнем – вместо подушки.

– Спим, товарищ старший лейтенант? – довольный, спросил младший сержант Симаков, сохраняющий надежду, что после дежурства на ночном наблюдательном посту его не пошлют еще и в охранение.

– Спим… И покурить теперь… – Василий Иванович на пару секунд задумался. – А курить все равно нельзя. Запах, понимаешь, кто-нибудь со стороны уловить может… Вдруг да ветерок прилетит… И подхватит…

Старлей уговаривал больше себя, чем младшего сержанта.

Симаков вздохнул, но он и сам отлично знал, что курить во время операции запрещается. Рядом со старшим лейтенантом, новичком в спецназе, позволил себе расслабиться. Но и майор недалеко. С майором шутки плохи. Во второй раз он уговаривать не будет…

Семарглов устроился поудобнее и сразу провалился, но не в сон без снов, как было все последние дни, а в непонятное состояние полудремоты. Сонливость он пересилил еще на посту, и после этого чувствовал себя, словно в полусне. Ходил, разговаривал, что-то делал, не засыпал на ходу полностью, но и полностью бодрствующим себя не ощущал. А сейчас перешел в такое же почти состояние, только с большей долей сна, когда считаешь себя спящим, но тоже не полностью, и слышишь все, что вокруг происходит. Но это состояние не слишком долго длилось. Усталость свое все же взяла, вдавила тяжелые плечи в землю, и сон старшего лейтенанта тут же обнял и понес куда-то. Но только на несколько минут, потому что вскоре он проснулся от звука шагов – кто-то прошел рядом. Быстро, показалось, уснул снова и опять проснулся от разговора в стороне. И так раз за разом…

А потом Василию Ивановичу все же приснилась жена. Впервые за долгое время. Проснувшись, но еще не открыв глаз, он точно помнил, что видел жену во сне, но никак не мог вспомнить, при каких обстоятельствах, и был ли он сам рядом с ней. Но на душе от такого сна стало легче. И даже показалось, что он уже выспался…

* * *

Устроился отдохнуть и майор Солоухин, тоже не сомкнувший за ночь глаз, но более привычный к такому боевому графику и потому переносящий бессонницу легче. Однако любой, даже самый тренированный, организм восстановления требует всегда, и избежать такого состояния невозможно. А в предстоящий бой вступать лучше будет со свежей головой, и не зевая слишком громко. И потому, едва сомкнув веки, майор уже спал. Но и у Солоухина отдых был не долгим. Впрочем, сам он хорошо знал, что так и бывает обычно, когда дело начинает раскручиваться на полные обороты.

Уже через полтора часа прибежал вестовой от старшего лейтенанта Вадимирова. Так бежал, что упал где-то на камнях и сбил себе колено до крови. Через штанину отчетливо проступила свежее кровавое пятно, и сам рядовой заметно прихрамывал.

– Товарищ майор! – позвал вполголоса в согнувшуюся спину.

Солоухин проснулся сразу с ясной головой, как просыпаются только дикие животные и люди, неестественно привыкшие к войне, вопросительно посмотрел на вестового.

– «Духи»… – прошептал боец, словно «духи» передвигались внизу, под склоном, на котором расположился отряд, и могли его услышать.

– Где? – майор прокашлялся, чтобы убрать сонную хрипотцу, и сел, и положил на колени автомат, на котором привычно спал, используя приклад вместо подушки. Он не торопился, даже после сна понимая, что оказаться в опасной близости «духи» не могут, и потому разговор шепотом не поддержал.

Солдат махнул рукой, показывая направление, перевел дыхание и продолжил: