Велосипедисты, увидев, что машина промчалась мимо, забеспокоились, вскочили на велосипеды и исчезли. Удирая, один из них толкнул велосипедом юношу-пассажира, и тот упал на землю. Рикша встал, стряхнул с одежды пыль и стал надевать цепь. Высокий человек подал юноше руку и помог ему встать. Рука пассажира показалась ему необыкновенно мягкой и нежной. Паренек стремительно отдернул ее, еще плотнее закутался в покрывало и, поправляя сбившийся платок, поспешил забраться в коляску. Высокий заметил и то, что в коляске, в ногах у юноши, стояла пишущая машинка и лежал узелок, в который, наверно, была увязана какая-то одежда.

Пассажир откинулся на спинку коляски, но промолчал. Он даже не поблагодарил своего спасителя. Он ничего не сказал: кто он, куда едет, откуда появились эти велосипедисты и что это за машина, хотя, судя по всему, машина, несомненно, имела к происшествию какое-то отношение. Высокий нагнулся и заглянул в коляску. От его взгляда не мог укрыться блеск глаз юноши. Это не был лихорадочный блеск, вызванный страхом, ужасом или болью. Это был естественный блеск. Невольно обращала на себя внимание и такая мелочь — все лицо юноши было темным, а кончик носа — совсем светлым.

Высокий обратился к рикше, а не к юноше:

— Ну что, поедешь один или проводить вас?..

И он заметил, как юноша изнутри коляски сделал знак рикше, который, очевидно, означал, что теперь нет никакой нужды провожать их.

— Нет, господин, — ответил рикша. — Теперь уже не страшно. Да и ехать нам только до улицы Лал Багх.

— Хорошо, я постою здесь минут пять-десять. Как только вы скроетесь за поворотом, я пойду.

Когда рикша был уже у поворота, человек повернулся к дереву, у которого оставил свои книги и пиджак. Не успел он сделать несколько шагов, как снова появилась голубая машина и на огромной скорости пронеслась мимо, подмяв под колеса пиджак и книги, будто на них водитель срывал зло за то, что ему пришлось упустить свою жертву.

Человек успел лишь выругаться.

Водитель выглянул, тусклый лунный свет на миг осветил его густые рыжие волосы. Прохожий не успел рассмотреть его лицо, машина исчезла.

Он присел на корточки и стал приводить в порядок свои книги. Содержимое одной папки было разбросано. Пришлось собирать по бумажке. Потом он отряхнул пиджак, бросил его на плечо, достал из кармана брюк сигарету, закурил и, задумавшись, побрел в сторону Кайсарбага.

Курортный сезон в Найнитале был в самом разгаре. Около десяти утра в долине начиналось гуляние. Озеро бороздили лодки, в аллеях расхаживали люди в ярких одеждах. Здесь можно было увидеть брюки и джинсы; сари самых модных расцветок; прически самых причудливых стилей; губную помаду всех цветов радуги. Люди окрестных возвышенностей стекались сюда на равнину с таким же постоянством, с каким ручейки стремятся к реке.

От Дубового парка к озеру спускались госпожа Сахават Хусейн, Нафис и Салман, Госпожа Сахават Хусейн по обыкновению ворчала: «Пусть бог накажет этого мунши. Забросил на такую высоченную гору. Мыслимо ли каждый день взбираться туда. Пока спустишься, туфли без подошв остаются. Дочка, Нафис, зачем ты к красной рубашке надела красный же свитер? В горах не принято ходить в одном цвете. В горах человек выглядит привлекательнее, когда он носит на себе гамму цветов. Вот я и говорю — не я буду, если завтра не сгоняю сюда дважды этого противного мунши. Покарабкается сам, тогда узнает, дрянь этакая! Сколько ему долбили, чтобы снял дачу на ровном месте, так нет — отдал тысячу рупий, а за что? За гору! Мерзавец полоумный!»

— Дорогая тетя, вот лавка братьев Раисов. У них продается восхитительная шерсть, — сказал Салман.

— Верно! Зайди-ка и выбери сам! — ответила госпожа.

— Пусть выберет Нафис. Вязать-то придется ей, — прищурился Салман.

— Я уже сказала, что не буду вязать никаких свитеров, — раздраженно ответила Нафис, но тут же вошла в лавчонку и попросила шерсть таких расцветок, которые идут на мужские свитеры.

Госпожа Сахават Хусейн намеревалась было войти вслед за дочерью, но остановилась на пороге.

— Салман, взгляни-ка! Это уж не сын ли раджи Али Хусейна?

— Я ведь не знаю его, — сказал Салман. — Тот, что ли, высокий, в кожаной куртке, между этими двумя парнями в синих костюмах?

— Тот самый, рыжий.

— Не знаю, тетя. Никогда не встречался с ним. Походка, как у раджи, идет враскачку, будто пьяный. А шевелюра, неужели это естественный цвет, или он красится?

— Ничего не красится. У его матери была такая же. Она ведь англичанка. А его младшая сестра была просто красавицей, даром что рыжая. Смотри, кожаные куртки очень идут юношам. Заказал бы себе такую. О чем это я говорила?.. Да, его младшая сестра была такой красавицей, что не рассказать словами. Бедняжка умерла еще совсем молоденькой.

С ними поравнялись эти трое. Средний внимательно посмотрел на госпожу Сахават Хусейн, потом быстро вышел вперед, поклонился и вежливо с ней поздоровался:

— Здравствуйте, aunty[9].

Его товарищи пошли дальше.

— Будь и ты здоров, Джавид. Я тебя узнала еще издали, хотя мы не виделись несколько лет. Ишь, какой ты вымахал с божьей помощью. Но больно уж ты тощ, да и загорел слишком. Дома все в порядке? Как поживает младший? О чем это я только что говорила? Да, с чего это ты так похудел? И какой беленький был, а теперь почернел. Что это с тобою?

— Ничего особенного, aunty. Просто в этом году я поздно собрался в Найниталь, а там, внизу, жара страшная. Через несколько дней приду в норму. Где вы остановились?

— Голубчик, я приехала сюда дней пятнадцать или двадцать назад. Тут было еще совсем безлюдно, тишина, покой. Только сейчас стала собираться публика. Но мой негодяй мунши устроил нас около Дубового парка! Ни сходить к кому, ни к себе пригласить! А это Салман. У наваба-сахиба есть старый друг Хусейн, адвокат из Канпура. Так Салман — его сын. Я вытащила его сюда с собой, беднягу. Уж очень не хотелось нам быть одним. Салман, ты, конечно, слыхал о покойном радже Али Хусейне-сахибе. Это был известный человек, наш сосед. Так вот Джавид — сын покойного раджи. Да, о чем я рассказывала?.. Подлец мунши забросил нас в этот Дубовый парк! Что я могла поделать? — И она медленно побрела к озеру. Джавид почтительно пошел рядом. Салман остановился, чтобы подождать Нафис. Она вышла из лавки, приоткрыла сверток и показала покупку Салману.

— Полюбуйся, какой чудесный цвет я тебе подобрала.

— Чудо, — восторженно согласился Салман, заглянув в пакет. — Лучший из всех, какие есть. Во всем Найнитале только я один буду носить такой свитер.

— А где мама?

Он показал рукой.

— Кто это вместе с нею? — спросила Нафис, снимая черные очки и вглядываясь.

— Не знаю, — пожал Салман плечами. — Жил-был один раджа, Али Хусейн, а это — его любимое чадо Джавид.