постоянно принимать участие в ловле уголовников, провокаторов, так как общегородская милиция, составленная из гимназистов, студентов, чиновников, лавочников, попросту трусила браться за такие дела. в первые же дни Октябрьского восстания она и вовсе разбежалась, оставив огромный город совсем без охраны и дав полную волю уголовникам [14]. Красногвардейцы иногда просто с ног валились от усталости и, конечно, сильно утомлялись своей службой. Поэтому в первые же месяцы формирования Красной гвардии встал вопрос об установлении каких-либо сроков пребывания рабочих в своих отрядах. Тогда сами рабочие на своих собраниях решили установить смену для своих товарищей в боевых дружинах. Такая смена имела еще и ту пользу, что благодаря ей не одиночки, а весь пролетариат проходил боевую службу, все рабочие, мало-помалу обучались владеть оружием. Таким образом, от добровольчества одиночного, пролетариат перешел к добровольчеству общественному (коллективному), а сами красногвардейские роты, дружины, сотни, находящиеся под ружьем, являлись как бы дежурными частями всего пролетариата. Кончала наряд дежурная часть, становилась к станкам, а на ее место от станков поднималась дежурная смена. Тут же около машин и верстаков происходила и передача оружия очередному наряду. Впоследствии, когда наладилась связь с гарнизоном и когда вообще оружия стало больше, заводские мастерские превратились в лагеря. В углах — кучи винтовок, на подоконниках — цинки с патронами. Слесаря, токаря стоят у верстаков с подсумками у пояса. За час или за несколько минут до смены являлись командиры отделений, или, попросту, — десятники, указывая смене, кто куда назначен. А затем — гудок, и каждый в одиночку или в группе отправлялся на свое место сменять товарища или обучаться военному делу.

Оружие — винтовку, револьвер любили, как предмет, о приобретении которого мечтали всю жизнь. Ухаживали за ним, чистили, смахивали пыль. Особенным вниманием пользовались пулеметы, которых в первое время было очень немного и которые хранили, как зеницу ока. Правда, судя по рассказам старых красногвардейцев, хранили от своих еще больше, чем от врагов, потому что, если пулемет попадал на фабрику или завод, то каждый хотел посмотреть, пощупать «машину», о которой ходило столько разных рассказов, а при случае и подсесть к ней с отверткой, чтобы «дойти до самой сути» механизма.

Оружия далеко не хватало по числу желающих, потому что прилив его был случайным. В первые дни февраля некоторое количество оружия — винтовок, револьверов и даже пулеметов — досталась рабочим при разоружении городовых, жандармов, стражников и т. д., а также от солдат, которые братались с рабочими, из полицейских участков, из некоторых складов, охрана которых разбежалась, и т. д. Чтобы запастись оружием, рабочие записывались в общегородскую милицию, покупали оружие вскладчину в магазинах, у дезертиров с фронта. Но правительство при поддержке соглашательских советов быстро прекратило такое растаскивание оружия рабочими и даже воспретило частным магазинам торговлю всяким оружием, напоминающим боевое. Даже то оружие, которое уже оказалось в руках рабочих, и то было под постоянной угрозой «изъятия». «Разоружить рабочих» — это было лозунгом дня не только для буржуазии, но и для соглашателей. Министр социалист Церетели несколько раз заявлял, что «нельзя оставлять в руках рабочих те слишком большие технические средства, винтовки и пулеметы, которыми они обладают». Для облегчения разоружения пытались натравливать даже фронт на рабочих, внушая солдатам, что рабочие забрали оружие для того, чтобы охранять свое бездельничанье. Помощник военного министра генерал. Маниковский на съезде делегатов фронта, когда ему заявляли, что на позициях не хватает винтовок и пулеметов, прямо говорил:

— Мы знаем, что у вас нехватка… Но посмотрите, сколько винтовок и патронов растащено рабочими и здесь и в других городах. Для чего им оружие? Отберите его у них, и фронт не будет испытывать нужды.

Подобная провокация не пользовалась успехом, потому что делегаты с фронта отправлялись на фабрики и заводы и здесь сами убеждались, что рабочие не бездельники, что производство всего нужного фронту идет полным ходом. Но после июльских событий, буржуазия и соглашатели добились-таки того, что рабочие принуждены были сдать оружие. Сдали, конечно, не всё, а незначительную часть, а остальное попрятали, но так оружия и вообще было мало, то положение с ним стало и вовсе плохим. Например, на Нарвский район приходилось всего 250 винтовок, а на Выборгский — 4 000, в то время как желающих записаться в Красную гвардию в этих районах было больше 50 000.

После корниловского мятежа, когда перепуганные соглашатели, в предчувствии кровавых ужасов генеральской диктатуры, бросились за помощью к большевикам, дело несколько изменилось. По ордеру председателя Центрального исполнительного комитета для Красной гвардии Питера было сразу получено около 2 000 винтовок с Сестрорецкого завода, с которым в то же время установилась прочная связь. Благодаря этой связи, время от времени винтовки оттуда в Красную гвардию поступали и без ордеров. Но миновала корниловская опасность, и снова приток оружия прекратился, и снова вооружению рабочих стали ставиться всевозможные препоны. Так продолжалось до самого почти Октября. Такое положение до последней степени мешало военному обучению красногвардейцев.

Самое обучение владению оружием велось долгое время втайне, особенно после июльских дней, потому что тот из рабочих, кого заставали с винтовкой в руках, без особых допросов прямо направлялся в тюрьму. Красногвардейцы обучались у себя в каморках, несколько человек по одной винтовке, на фабричных дворах за ящиками, за поленницами, уходили с разобранными винтовками далеко за город и т. д. Только после, корниловского мятежа, который вывел и большевиков и Красную гвардию из подполья, явилась возможность обучаться открыто, а потому военное обучение сразу же началось на 79 питерских фабриках и заводах. Но тут делю стало за обучающими.

Командиры Красной гвардии иногда выбирались самими красногвардейцами. Обычно это и были сами организаторы дружин, около которых группировались добровольцы. Но чаще всего такого организатора по формированию Красной гвардии выделял фабрично-заводской комитет, причем этот же организатор являлся и командиром части. В большинстве случаев он понятия не имел о военном деле. Он мог поднять боевой пыл своей части, мог увлечь ее за собой, но часто даже не знал, как правильно зарядить винтовку. Делу помогали солдаты питерского гарнизона и делегаты с фронта, которые мало-помалу установили связь с рабочими несмотря на буржуазную провокацию. Но, во-первых, солдат, а тем более унтер-офицеров, не говоря уж об офицерах, примкнувших и большевикам, было до корниловского выступления очень мало, и они совершенно незаметно распылились по крупным заводам. А вовторых, сами обучающие не знали особенностей своих обучаемых, которых, конечно, не приходилось ставить на одну доску с рекрутом-первогодком старой армии. Нужны были какие-то особые приемы обучения, в зависимости от тех