Алексей Певчев: После того как я впервые, в восемь лет, услышал Высоцкого, стал собирать и слушать его песни, просить друзей и знакомых записать их на кассеты. Мой папа был физик-ядерщик, одно время работал в Ливии. Там советские специалисты экономили на всем, чтобы только купить качественный японский магнитофон. На одной из кассет, привезенных из Ливии, были записи Высоцкого. В 1983 году мне удалось услышать французские записи Высоцкого, и это был второй шок. Я заслушивал их буквально до затирания магнитофонных головок! Даже не знаю, как французские пластинки попадали в Ливию, к советским специалистам, но эти записи там были. Кассеты переписывали друг у друга и везли в Союз.

Анатолий Сивушов: Слушали Высоцкого все! Я его еще совсем пацаном первый раз услышал в Феодосии. Во дворе, самом обычном с самыми простыми людьми — из всех окон доносились его песни… В то время считалось абсолютно нормальным выставить на подоконник колонку — мол, вот какая у меня музыка, слушайте все. Невозможно было бы найти человека, который бы не знал, кто такой Владимир Высоцкий!

Владимир Родионов: С творчеством Высоцкого я познакомился, когда мне было одиннадцать лет — в 1965 году. В то время, в нашей области озорничали радиопираты: целыми днями по радио звучали его песни. Надо заметить, что и живьем — на речках, во дворах, парках — тоже много его песен пели ребята в те годы. Сам я с четырех лет играл на гармошке, потом на аккордеоне. И пел некоторые песни, что слышал на улице и по радио. Но особого восторга от них не испытывал: мол, все поют — и я пою. До тех пор, пока не услышал «Песню про нечисть». Правда, я тогда не знал еще имя исполнителя. Уже к тому времени мне было понятно значение слова «гений»: старшие сестры давали мне читать книги русских и зарубежных классиков. Прослушав впервые эту песню Владимира Высоцкого, в его же исполнении, — сразу, помню, пришло на ум это слово!

Геннадий Николаев: На третьем курсе режиссерского факультета ГИТИСА имени А. В. Луначарского у нас должна была состояться практика в театре. И я выбрал Театр на Таганке — исключительно потому, что там работал Высоцкий, с которым я познакомился через записи на магнитных лентах, когда мне было тринадцать лет. Так как я рос без отца, то наметил именно Владимира Высоцкого своим примером для подражания, духовным ориентиром — как это делают мальчики и юноши, ориентируясь на своего отца. Моя практика должна была закончиться в театре через полгода, но я попросил Юрия Петровича Любимова продлить ее еще на полгода — и он выполнил мою просьбу. Я захотел подольше остаться в театре именно из-за Высоцкого!

Илья Рубинштейн: Высоцкий был не просто кумиром моего поколения, но еще и просветителем, непререкаемым культурным авторитетом. Он был светским проповедником. Не просто развлекал, а именно учил: пел в своих песнях и рассказывал на своих концертах такие вещи, которые, к примеру, мне, на тот момент двенадцатилетнему пареньку, просто негде было узнать. Например, слушаешь на пленке концерт Высоцкого — он рассказывает, что сыграл Гамлета. Сразу спрашиваешь родителей: «А у нас есть «Гамлет»?! И затем — в двенадцать лет! — садишься читать «Гамлета», именно с подачи Высоцкого! На другом концерте он упоминает фамилию Енгибаров — напрягаешь родителей, те перерывают все в надежде отыскать информацию — и вот ты уже открыл для себя этого замечательного циркового артиста. Кроме своего собственного творческого мира, Высоцкий открывал еще и другие миры, доселе тебе неведомые. И по мере того как я рос, это не заканчивалось. Узнаешь о дружбе Высоцкого с Шемякиным — и вскоре открываешь для себя авангардную живопись Ленинграда 60-х годов!

Андрей Левицкий: Помню, когда стал чуть постарше, двое суток — почти не отрываясь! — сидел на даче и слушал песни Высоцкого, которые удалось записать: «Баньку по-белому», «Птицу Гамаюн» и другие. И для меня тогда эти песни стали откровением! Все мои сверстники заслушивались Высоцким. У нас висели его портреты. Именно портреты, а не плакаты: рисовали сами или просили того, кто лучше умеет, — с каких-то полуслепых, некачественных фотографий.

Сергей Ерахтин: В 1983 году я стал самостоятельно осваивать гитару — специально, чтобы петь песни Высоцкого. В седьмом классе мой классный руководитель спросила: сможет ли кто-нибудь провести классный час? На любую тему. Я сказал, что могу провести. И провел. Пел одноклассникам песни Высоцкого и рассказывал про него. Учитель была просто ошарашена! Впрочем, так же, как и большинство моих одноклассников. Потом я показал первые аккорды на гитаре нескольким мальчишкам из класса. Так и в их жизнь вошли гитара и песни Владимира Высоцкого.

Денис Гринцевич: Книга «Четыре четверти пути» о Высоцком — вообще стала в юности моей настольной! С ней я, можно сказать, ел, спал, ходил в школу… Она была настолько моей любимой, что иной раз я в старших классах на уроках алгебры или геометрии, вместо того чтобы решать примеры или уравнения, открыто читал ее, сидя за первой партой. Математичка смотрела в этот момент на меня возмущенным взглядом, вопрошающим: «Это что, мол, такое?» А я, соответственно, глядел на нее с ответно наглым выражением лица: «Да, я читаю о Высоцком. И что?» Такой диалог взглядами. И удивительно, что она мне не сделала ни одного замечания на этот счет, ни разу не отобрала у меня книжку, в то время как другим ученикам она за подобные вещи могла и просто по голове книжкой настучать. А может быть, она ее у меня потому и не отбирала, что это была именно книга Высоцкого?