— Нет.

— Ну, шестьдесят лет, незадолго до Галиной смерти? Ну? Они дома праздновали, — силилась напомнить Николаю Петровичу супруга. — А! — Она безнадежно махнула зажатым в руке кухонным полотенцем. — Была у них одна шкатулка, небольшая, но очень тонкой работы, и сразу видно — старинная. Я хотела взглянуть, она у них в серванте стояла, а Семен Степанович не разрешил. Это, говорит, очень старинная вещь, ему от прадеда досталась, а тому подарил кто-то. Какая-то знаменитость, еще до революции. Он называл, да я забыла кто. И что ее открывать нельзя, она на ключик закрыта, в ней хранится семейная реликвия. Тут нас к столу позвали, и я больше расспрашивать не стала, — виновато призналась супруга Николая Петровича. — Не знаю, уж насколько она ценная, но может, даже и серебряная с позолотой. Металл был темный, с желтыми вставками. Я запомнила потому, что орнамент гравировки был очень необычный.

— Так. Давно это было?

— Лет шесть назад, да, Коля?

Но Николай Петрович только растерянно пожал плечами.

— А какого размера была шкатулка, вы помните?

— Ну… — задумалась Анна Михайловна. — Примерно как вот эти две книги, — и она показала на стоящие на книжной полке два тома Пушкина. — Может, чуть поменьше.

Старинная шкатулка с семейной реликвией. Уже что-то, спускаясь по лестнице на первый этаж, размышлял Илья. Теперь стоит опросить Анну Михайловну, видела ли она эту шкатулку. И, кстати, есть ли у нее близкие родственники, дети например? Может, они тиснули шкатулочку, а старичка на тот свет?

Илья приободрился. Версия была правдоподобной и пока единственной.

— Что же это такое? (…) Почему деньги так быстро закончились? (…) — зло, скидывая с ног туфли, ругалась Маша, не обращая внимания на стоящего в дверях Даниила.

Здоровяк-охранник держал в руках пакеты с покупками и не торопился уходить.

Даниила к Маше приставил Арчугов. Антиквар не столько волновался за нее, сколько хотел держать под контролем. Даниил докладывал шефу о любых перемещениях и контактах бывшей жены. Учитывая взбалмошный и скандальный характер Марии, это было нелишним. К тому же Арчугов хотел первым быть в курсе ее возможных романов. Увы, вздорная психопатка была верна своему жирному старому муженьку или же умудрялась наставлять ему рога столь виртуозно, что даже Даниил об этом не знал.

Маша привыкла к этому типу, иногда он даже забавлял ее, рассказывал анекдоты, смешил. Возможно, Маша завела бы с ним интрижку, если бы не боялась, что он сдаст ее Арчугову. А потому предпочитала горячий секс на скорую руку с тренером в фитнесе или с парикмахером в салоне красоты. А что делать? Приходилось изворачиваться. Ей еще тридцатника нет, организм свое требует, а этот жирный уродливый боров Арчугов даже не смотрит в ее сторону. А впрочем, когда и смотрел, толку от этого было на два всхлипа. Вот и приходилось крутиться.

Но сейчас Машу волновали куда более серьезные проблемы, нежели секс. Деньги! Деньги! Почему они так быстро закончились на карточке и где и как пополнить эту самую карточку? Прежде деньги на счет переводил Арчугов, теперь его нет, наверное, надо позвонить в фирму, бухгалтеру? Или финансовому директору? Маша его однажды видела, противный такой, в очках. Невысокий Машин лобик бороздили глубокие морщины, личико было несчастным, печать забот и нужды исказила черты.

— Мария Игоревна, извините, что вмешиваюсь, — окликнул ее все еще топтавшийся в дверях Даниил.

— Чего тебе?

— Я вот думаю, теперь, без Бориса Аркадьевича, вам тяжело будет. Эти, из фирмы, наверняка вас обмануть захотят.

Маша насторожилась, губки сжались в узкую линию, а в лице появилось что-то крысиное, настороженное. Даниил слышал, как она звонила матери, жаловалась на безденежье и на отсутствие поддержки, на подлую Лариску, которая попытается отобрать у нее наследство, и на злых дяденек из арчуговской компании, с которыми придется иметь дело. «Дура! Не могла до дома доехать!» — выругала она себя, но все же спросила:

— С чего это ты взял?

— Не знаю. Но мне кажется, они вас не любят, особенно Лариса.

— И чего?

— Защитник вам нужен. Тот, кто будет ваши интересы представлять, — продолжал гнуть свою линию Даниил.

— Ты, что ли, набиваешься? — усмехнулась, расслабляясь, Маша и оценивающе посмотрела на парня.

— Да нет, куда мне. Тут нужен серьезный человек, меня они и слушать не станут, да и не понимаю я в этих вопросах, — отмахнулся Даниил, и Маша снова напряглась.

— А кто понимает?

— Был у Бориса Аркадьевича приятель такой — Таволжанин, может, помните? Они раньше какие-то дела вместе вели.

Маша судорожно пыталась вспомнить всех приятелей Арчугова, которых когда-либо видела. Но вот досада, она никогда не обращала на них особого внимания. Все они были старыми, женатыми, напыщенными снобами и смотрели на нее как на насекомое. К тому же муж, как правило, выпроваживал ее из комнаты в тех редких случаях, когда приводил гостей, чтобы не подслушивала их деловые разговоры и не позорила его неконтролируемыми выходками — на них Маша была большая мастерица и в начале их совместной жизни виртуозно использовала это оружие против Арчугова. Не хочешь купить пятую по счету норковую шубу? О’кей. Дожидаемся гостей и закатываем публичный скандал. Две минуты, от силы три — и шубка висит в шкафу, деньги Арчугов выдавал тут же, лишь бы заткнулась. Хотя, признаться откровенно, радоваться Маше пришлось недолго, Арчугов перестал выходить с ней в общество и водить гостей. По итогу ей же стало хуже. Но об этом Маша вспоминать не любила. Потом она, конечно, пыталась к нему подлизаться, всячески демонстрировала хорошие манеры, которые ей были привиты в раннем детстве, но о которых она в юном возрасте как-то вдруг подзабыла, решив, что грубый напор и нахрапистость принесут ей больше пользы в жизни. На первых порах принесли. Точнее, не на первых порах, а в мелких пустячных вопросах: сдать непонравившиеся туфли назад в магазин, потребовать зажатую официантом сдачу в кафе, протиснуться без очереди. В прочих жизненно важных вопросах подобная тактика никакого прибытку не давала. Люди просто отворачивались от нее, обещали помочь или уверяли, что ничего сделать нельзя, и Маша им верила, но со временем стала замечать, что ей помочь не не могли, а не хотели, а ее более хитрым и сладкоречивым подружкам — могли и хотели. Например, ставили тройку просто так в четверти или прощали прогулы. А ей почему-то нет. Впрочем, в школе она этого еще не замечала, да и вообще была счастлива в собственном слепом самодовольстве, а по-настоящему учить ее жизни принялся Арчугов. Да. Потому она его и ненавидела. Сволочь! Тут Машин взгляд наткнулся на Даниила. Ах да. Кто же такой этот Таволжанин?

— Это маленький такой, толстенький?

— Нет. Наоборот, крупный, со светлыми волосами, — поправил Даниил.

— А с чего ты взял, что он мне поможет? — решив, что потом вспомнит, как выглядит этот тип, а сейчас надо понять главное, спросила Маша.