Он не возражал: матери надо было как-то устраивать личную жизнь. У Володьки к тому времени уже были женщины, и его позабавило то, как растрепанная, заплаканная Марго имитирует неземной восторг в его объятиях. Потом они искупались, съели завалявшуюся в его кармане воблу, поболтали о жизни. Володька, как джентльмен, проводил Марго до дома и помог втащить в квартиру пьяную, храпевшую на лестничной клетке дворничиху. А через неделю его вместе с лучшим другом Ленькой Тараканом посадили за уличный разбой. Они имели глупость сопротивляться при задержании, и работа медвежьих Ленькиных кулаков лишь осложнила положение. На суде не было ни матери Володьки, ни младшей сестры. Пришла лишь Марго – осунувшаяся, зареванная пацанка в штопаном платье и старушечьем платке на рыжих вихрах. Когда их уводили, она закатила в зале суда настоящую истерику:

«Ой, Володенька-а… Ой, и единственный ты мой, голубь, рыбочка-а-а… Ой, и боже ж мо-ой… Ой, и куда ж ты от мине-е, хосподи-и-и…»

Он рыкнул на нее – по-взрослому, солидно – уже от дверей:

«Не вой, лахудра! Три года – не срок».

Писем Марго ему не писала, да он их и не ждал и мало-помалу забыл о подружке. Во взрослой колонии Володьке сказочно повезло: на него, ничем не примечательного, только что переведенного с «малолетки» пацана, обратил внимание известнейший вор в законе Монах. Под его покровительством Володька без забот домотал свой срок, научился массе полезных в зоне и на воле вещей и незаметно привязался к старому вору. Монах освободился двумя месяцами раньше Володьки и пригласил его в Москву, пообещав заняться карьерой начинающего джентльмена удачи. Отказываться было грех: после освобождения Володька взял курс на столицу. Тогда ему было двадцать лет.

В Москве работы было много. Операции с наркотиками только начинались – осторожно, с оглядкой, без лишней жадности. Володька вместе с другими подручными Монаха ездил в горный Бадахшан, месяцами мотался по одичавшим аулам, скрытым горным площадкам и плантациям с анашой, возвращался почерневший и худой, с сумками бесценного, пахнущего скошенной травой «товара». Монах усиленно развивал бизнес, прибирая к рукам весь московский рынок наркотиков. Несколько лет Володька неотлучно находился возле него. Потом ему пришло в голову, что в Одессе можно работать не хуже, и он, не слушая уговоров Монаха, отбыл на родину. Там завертелись дела с цыганами, портовая контрабанда, транзит героина через море. Делать бизнес на своей территории Володьке понравилось гораздо больше, и в Москву он не вернулся.

Однажды Король (к тому времени уже Король) зашел в публичный дом на Седецкой. Таракан затащил его туда почти насильно, заверив, что это – лучшее заведение в Одессе при вполне умеренных ценах. В тот вечер Король был не в духе и на угодливый вопрос хозяйки заведения коротко ответил:

«Любую».

Через пять минут в комнату вошла длинноногая красавица в вечернем платье с разрезом до талии, с прической из густых рыжих волос. Он повернулся к ней – и едва успел заметить, как изумленно и радостно блеснули глаза проститутки. Кинувшись Королю на шею, она по-обезьяньи обхватила его руками и ногами и пронзительно заверещала:

«Володенька-а-а!!!»

По этому воплю он ее и узнал.

Из публичного дома они уехали к ней домой. Теперь Марго жила на тихой Студенке, в маленьком доме, выходящем окнами в заросли акации и черешен. Жила одна – мужское начало в доме представлял желто-зеленый, важный попугай-ара по кличке Прокурор. При виде Короля Прокурор что-то небрежно пробормотал не по-русски и нагло повернулся задом. Король уважительно хмыкнул, Марго расхохоталась и потащила его в комнату пить мартини.

Они проговорили всю ночь, и лишь под утро Марго, спохватившись, стянула с кровати покрывало. Перед уходом Король попытался произвести расчет, но Марго не на шутку рассвирепела. С размаху залепила ему кулаком по скуле и демонстративно спустила зеленые бумажки в унитаз. Больше к вопросу об оплате Король не возвращался.

Марго не захотела оставить заведение: по ее словам, хороший заработок и квалификация на дороге не валялись. Она была права, и настаивать Король не стал. С еще большим удивлением он узнал о том, что Марго посещает собрания греческой диаспоры в Одессе. Вскоре всплыло на поверхность обширное семейство Канделаки в Афинах – дальние родственники Марго, – и она зачастила в Грецию. Эти поездки увенчались появлением на горизонте некоего Петроса Ставропуло. Король ограничился тем, что навел справки, и, убедившись в том, что у грека собственная фирма и неплохой доход от оливковых плантаций под Салониками, предпочел не вмешиваться.

– Как у тети Кати дела? – потянувшись, спросил Король. – Сто лет не был.

– Зато Зямка Лягушонок торчит с утра до ночи. – Марго села, прислонившись к стене, усмехнулась: из темноты ярко блеснули зубы. – Тетя Катя – молодцом. Никакая конкуренция ее не берет. Негритянку завела, Наной зовут. Ну, я тебе доложу, динамо-машина! Одна за весь бордель пахать может и не сильно вспотеет.

– То-то Лягушонок третий день на ходу спит.

– Еще бы… Нанка кого хочешь заездит. Знаешь, как она делает? – Марго растянулась на животе рядом с Королем, протянула руку. Он увидел совсем близко ее сощуренные, как у проказливого чертенка, глаза.

– Сперва вот так… А потом так… И вот здесь… Леж-ж-жи, тебе говорят, не двигайся!

Из сада одуряюще пахло акацией. Огромная луна стояла прямо в окне, серый свет падал на развороченную постель, на полу шевелились тени. Висящая на стене Джоконда взирала на освещенное безобразие со снисходительной улыбкой. Старинные часы с маятником тихо отсчитывали время.

– Ну, как? – довольно спросила Марго десять минут спустя, откидываясь на спину. Ее повлажневшая от пота кожа блестела в лунном свете, спутанные волосы разметались по подушке. Король небрежно погладил их:

– Ничего. Только Нана немного не так делает…

– Что?.. – поперхнулась Марго. – Ах ты, скотина!!!

В ту же секунду скрученная в валик подушка обрушилась на голову Короля. Тот, хохоча, отбивался:

– Мать! Стой! Пошутил! Не был я там! Ну, не был! Ну, хватит, пух летит!

– Ой, да мне-то что, – неожиданно успокоилась Марго. Бросила подушку, тихо рассмеялась. – Ох, сволочь… Воблы хочешь?

– Хочу.

Встав, Марго ушла в кухню. Вернулась с тарелкой семечек и большой воблой. Луна покинула окно, скрылась за Ближними Мельницами. Запах акаций чувствовался острей – близилось утро. Из темного угла доносилось сонное бормотание Прокурора: «Кар-р-рамба… Пута, пута, пута…»

– Значит, закрываешь лавочку. – Марго задумчиво щелкала семечки. – Ну, по-моему, правильно. Только кто вместо тебя Одессой займется?

– Таракан пусть занимается.

– Очень Леньке нужно. Ему еще раньше тебя это надоело. У него Лариска на седьмом месяце… Скоро вернешься?

– Как управлюсь. – Король отправил за окно рыбий хвост. – С цыганьем заранее ничего не знаешь.