Хотя основной угрозой в ту эпоху было ядерное оружие, в колбах и ферментерах вызревало ещё одно ужасное оружие массового поражения. С 1975 по 1991 год Советский Союз тайно работал над биологическим оружием. Советские учёные ставили генетические эксперименты, пытаясь создать возбудителей неизлечимых болезней. Директора советских заводов были готовы начать производить тоннами микроорганизмы, способные убить миллионы людей. В книге рассказывается об этой подпольной деятельности, в которой России ещё предстоит дать отчёт.

Повествование о холодной войне чаще всего останавливается на моменте разрушения Берлинской стены в ноябре 1989 года, или же на декабре 1991 года, когда в Кремле был спущен советский флаг. Эта книга — попытка заглянуть глубже.

***

Книга начинается с описания военного психоза 1983 года — периода конфронтации и взаимных угроз. Но, чтобы понять его по-настоящему, нам нужно сначала рассмотреть, как сгущались тучи в предшествующие десятилетия. Это было великое психологическое противостояние, дуэль посредством сдерживания. В битвах холодной войны между США и СССР атомную бомбу так и не использовали. Однако стороны добивались равновесия путём устрашения, размещая тысячи ядерных боеголовок на ракетах, подводных лодках и стратегических бомбардировщиках. С течением времени угроза росла: стороны изобретали всё новые и новые вооружения, придавая им огромную разрушительную силу, обеспечивая скоростную доставку к месту применения, сверхточность и неуязвимость.

По словам Бернарда Броди, одного из первых ядерных стратегов, атомная бомба явилась «абсолютным оружием», навсегда изменившим облик войны.[13] Появление бомбы многократно увеличивало шансы на то, что первыми в войне погибнут обычные люди. В исследовании группы гарвардских профессоров 1983 года говорится: «Впервые в истории ядерное оружие предоставляет возможность уничтожить страну, не побеждая в бою и не уничтожая её вооружённые силы». Ядерная война шла бы быстрее любой другой войны в истории. Она закончилась бы через несколько часов. Она могла бы начаться ещё до того, как руководители государств получили возможность пересмотреть свои решения или изменить своё мнение. И она могла бы привести к гибели миллионов людей ещё до того, как выяснилось бы, что её причина — ложная тревога.[14]

На начальном этапе холодной войны Соединённые Штаты угрожали Советскому Союзу одним разрушительным ударом, нацеленным на города и промышленные центры. Первые американские ядерные бомбы весили тонны, а несли их неповоротливые стратегические бомбардировщики, которым требовалось несколько часов, чтобы достичь цели. Полвека спустя ракета, снабжённая боеголовкой, могла пересечь океан за тридцать минут. Контр-адмирал Дж. П. Нанос, директор программы стратегических систем ВМС США, говорил в 1997 году: если нарисовать круг с радиусом, равным длине субмарины «Трайдент» — 170 м, — то боеголовки ракеты «Трайдент II» (D5) можно точно нацелить в этот круг с расстояния четыре тысячи морских миль.[15] Однако эти достижения по части мощи и точности внушали глубокий ужас тем, кому однажды, возможно, пришлось бы нажать кнопку и запустить эти ракеты.

В США план ядерной войны был впервые разработан в 1960 году, в конце срока президента Дуайта Эйзенхауэра. Масштаб «Единого комплексного оперативного плана» приводил в трепет. Имея достаточную фору, США и их союзники могли бы запустить всё своё стратегическое ядерное оружие — около 3500 бомб — в направлении СССР, Китая и их сателлитов. Эйзенхауэр направил своего советника по науке Джорджа Кистяковски в штаб-квартиру стратегического командования ВВС на авиабазе Оффут в штат Небраска 3–5 ноября 1960 года, чтобы тот изучил только что подготовленный план. Кистяковски доложил, что исполнение плана «приведёт к избыточному и нежелательному массовому уничтожению». Эйзенхауэр признался своему военно-морскому адъютанту, капитану Э. П. Оранду, что предварительные оценки — число предполагаемых целей и «зарезервированных» на каждую из них бомб — «пугают меня до смерти».[16]

Президент Джон Ф. Кеннеди был не менее расстроен. После инструктажа по плану войны, прошедшего 14 сентября 1961 года, он заметил госсекретарю Дину Раску: «И мы ещё называем себя родом человеческим».[17]

Кеннеди и его министра обороны Роберта Макнамару тревожила идея «массированного возмездия», доставшаяся им от эпохи Эйзенхауэра. Они чувствовали, что угроза одного колоссального ядерного удара не вписывалась в ту сложную и многоплановую конкуренцию, которая складывалась между США и СССР (напряжённость росла сначала по поводу Берлина, затем в связи с Кубой). Весной-летом 1962 года план войны был пересмотрен. Новый план давал президенту больше выбора и гибкости в организации ядерного нападения, в том числе возможность оставить часть ракетных сил в резерве, избегать ударов по густонаселённым центрам и вывести из-под удара отдельные страны. Он был введён в действие незадолго до Карибского кризиса (октябрь 1962 года), и его главной идеей — известной как «стратегия контрсилы» — было нацелить оружие не на города и промышленность, а на советские вооружения. Если представить себе двоих людей, наводящих друг на друга пистолеты с взведёнными курками, то суть «контрсилы» заключалась в том, чтобы выстрелом выбить пистолет из рук врага.[18] Целиться в ракеты казалось более гуманным, чем в города; однако стратегия контрсилы также вызывала ряд тревожных вопросов. Не вырастет ли при этом искушение использовать ядерное оружие — ведь контрсила предполагала возможность ограниченного ядерного удара? Кроме того, можно ли было нанести удар первым, чтобы гарантировать успех? Этот страх — мысль о разоружающем первом ударе, грянувшем как гром среди ясного неба, — преследовал мир ещё многие десятилетия.