– Мне старшая медсестра сделала всего пару замечаний. А завотделением ничего не говорил, – безмятежно ответствовала Моисеенкова.

– А сколько замечаний она должна была сделать? Десять? Двадцать? Сто? Тысячу? На которое из них вы собирались отреагировать? И при чем тут заведующий? Нарушением дисциплины вы добивались его особого внимания? Напрасно. Средним медицинским персоналом занимаюсь я. Привлечь мое внимание вам удалось. Объяснитесь, – Трифонова вдруг поняла, что устала говорить одно и то же взрослым нормальным бабам, у которых никак не получалось добираться до клиники вовремя.

– Послушайте, Екатерина Анатольевна, вы же сами знаете, что творится в Москве с транспортом.

– Разумеется, – кивнула Катя. – И страдают от этого все. Но другие сестры как-то ухитряются очутиться здесь до начала приема. И врачи в этом преуспевают. И даже наши занятые обеспеченные пациенты являются в назначенное время. Им-то каково из загородных коттеджей сквозь пробки.

– Когда болеешь и жить хочешь, явишься, – Моисеенкова все еще не защищалась, а учила молодую выскочку уму-разму.

– Вы читали свой контракт? – не отставала та. – В нем черным по белому изложены ваши обязанности. Например, подготовить кабинет…

– Это несерьезно. Доктор в состоянии сама включить компьютер.

– И кварц?

– Ну…

– То есть ваш кабинет не кварцуется?

– Нет, старшая всегда проверяет… Если кабинет еще пустой, она сама…

– То есть кварц за вас включает и выключает старшая медсестра, а компьютер – доктор? Не переломятся, да? А вы вваливаетесь на прием, здороваетесь, отвлекаете врача и больного. То есть демонстрируете, что в клинике бардак. Несерьезно?

– Я же не нарочно опаздываю! – Моисеенкова почуяла недоброе и резко ломанулась в оборону.

– Надеюсь. Ирина Евгеньевна, кроме опозданий к вам претензий нет. Я не люблю терять сестер, потому что это напрягает врачей. Слишком часто знакомиться с новыми помощницами им хлопотно. И я добиваюсь от вас ответа: в чем причина? – гнула свое Катя. – Вы по утрам помогаете немощным родителям? Отводите в садик внуков?

– Намекаете на то, что я пожилая? Выбиваете из-под ног почву? – лицо Моисеенковой сложилось в истерическую гримасу, на шее выступили красные пятна.

Если она воспринимала этот разговор как борьбу, то одержала первую победу. Главная медсестра чуть растерялась и продолжила с заметным усилием:

– Передо мной на мониторе ваше личное дело, Ирина Евгеньевна. Анкета, которую вы сами заполнили. Дата вашего рождения. Дочь. Ее год рождения. По возрасту можно предположить, что у нее есть дети. Как живо вы отозвались на якобы намек. А на конкретные замечания отвечали вяло. Назовите причину своих опозданий, наконец. Я сейчас работаю, вы тоже. Что мешает вам выходить из дома на пятнадцать минут раньше?

– Почему я должна выходить раньше в ущерб своему собственному расписанию, своей личной жизни? Я уже большая девочка и знаю, сколько времени занимает дорога. Но ведь каждый день что-нибудь – то посреди тротуара яму выроют, то лужа громадная разольется, то в вагон не протиснешься. А если все нормально, я добираюсь вовремя, даже с запасом.

– То есть вы опаздывали, опаздываете и будете опаздывать?

– Так нельзя ставить вопрос.

– А вопросов больше нет. Клиника сегодня прощается с вами, большая неисправимая девочка, – равнодушно сказала Катя.

– Вы не можете меня уволить! – воскликнула Моисеенкова.

– Не просто могу, а обязана была это сделать еще после трех первых опозданий. Читайте контракт.

– Я буду жаловаться главврачу. Я на вас в суд подам!

– Внимательно читайте контракт.

– И куда я теперь пойду?

– В отделение к своей старшей. Она направит дальше. Я вас больше не увижу. До свидания.

– Увидите, еще как увидите, – пообещала бывшая сотрудница, вскочила и кинулась к раздвижной двери.

А Катя отметила в ежедневнике: «Старшая медсестра покрывает, врач замалчивает, разобраться», чем обеспечила Карине еще одно волнующее зрелище через день-два.

Иванцова впитывала в себя бегство Моисеенковой каких-то жалких три минуты. Короткое наслаждение. Но вид только что уволившей человека Трифоновой занимал ее не меньше. И она возникла в проеме с напряженно приподнятыми бровями. Катя уже сообщала в отделение, что через час пришлет новенькую.

– Плакала она, Екатерина Анатольевна, – горестно сообщила Карина. – Прямо слезы текли.

Начальница привыкла к ее этюдам. Этот назывался «тихая жалость». А были еще «глубокое сочувствие», «мелкое сострадание» и «поделом ей, суке». Кроме аплодисментов Иванцова ничего не добивалась, но соображала, что клиника не театр, и главная медсестра – отнюдь не зритель. Поэтому Трифонова не обращала внимания на комментарии незадачливой артистки. Сказала:

– Я страшно ее оскорбила. Назвала бабушкой, в смысле решила, что у нее могут быть внуки. А она считает себя девой юной, и ее богатая личная жизнь начинается на рассвете. Звоните Перовой, Карина Игоревна, заказывайте пропуск, все как обычно.

– Хорошо, что у вас есть запасные варианты.

– Это называется кадровый резерв, – объяснила Катя и улыбнулась.

«Yes!» – подумала Карина. Спокойной улыбки чудовища, ломавшего жизни нерадивых медицинских сестер через костлявое колено, ей как раз не хватало, чтобы взбодриться.

А Трифонова вспомнила, как главный врач клиники допытывался у нее перед назначением: «Вы очень молоды. У вас получится увольнять людей? Это довольно неприятное занятие». Катя чуть не ляпнула: «Я не сентиментальная дура». Но ответила толковее: «Если есть за что, то уволю, не беспокойтесь». Он все-таки позволил себе немного волноваться. Но когда изредка в офисе главной медсестры разыгрывались драмы, Карина звонила его личной помощнице и называла имя изгоя, который может прорываться к боссу за справедливостью. Разумеется, оказывалось, что главврача нет на месте и не будет еще полтора часа. За это время пропуск бывшего сотрудника уже оказывался в руках начальника охраны. Так что не надо бояться повышать в должности молодежь, она способна на все.

Катя едва взялась за штатное расписание санитарок, когда ей позвонил врач из кардиологии. Она встала из-за стола и отошла к окну. За три года приучила себя не раздражаться, когда мешали. С компьютером можно было и дома посидеть, а людей туда не возьмешь.

– Екатерина Анатольевна, извините, что отвлекаю. Но у нас тут гиперактивный родственник. Пациентка не тяжелая, а вот он… Впору предлагать консультацию. Я объяснил, как лечим на этой неделе. Он поинтересовался следующей. Говорю, не переживайте, мы обсудим это с главной медсестрой… Не успел закончить, как он уже выскочил из кабинета и понесся в администрацию. Я послал вам списки препаратов для этой больной – и желательных, и допустимых. Там ничего сверхъестественного нет…