Почему я вписываю мерзавца в этот «благодарственный лист»? Потому что без него не узнала бы, что Андрюша не психотерапией занимался, выдумывая себе друзей. А скрывал единственный реальный адрес в огромном количестве ложных. По нему за кухонной вентиляционной решеткой было спрятано нечто. Ради него можно было убить человека, женщину, с которой… Хватит… После нападения мне удалось привести себя в форму слишком дорогой ценой. И без Александрины я не справилась бы.

Александрина Барышева.

Она была первой москвичкой, которая не сдавала мне жилье, а снимала со мной на равных. Обшарпанная, но уютная квартира на Большой Садовой. Две изолированные комнаты, совмещенный санузел, просторная кухня. Что еще нужно трудящимся с утра до вечера девушкам. Соседствовали всего год, изо всех сил пытались друг другу не мешать. Но сколько приключений пережили – и страшных, и забавных. Она вытащила меня из ямы, в которую столкнул проклятый Кирилл. Иногда тянула из последних сил. Заметно было, как от напряжения набухали сосуды на руках и висках. Я после того, как он меня едва не задушил, почти свихнулась. Боялась ходить по улицам вечером. Ждала, что он или его сообщники меня убьют. А соседка была самым легким человеком, какого мне довелось встретить. Она словом обращала пригоршню вонючей липкой грязи в песок. Тот мгновенно высыпался сквозь пальцы, оставляя чистыми и сухими ладони и душу.

Мы никогда не говорили о прошлом и не старались подружиться. Наверное, поэтому я считаю ее своей лучшей подругой. И Мирона не жалко было ей отдавать. Она хотела его честно, поэтому я за него спокойна.

Мирон Стомахин.

Слишком образованный сын неприлично богатых родителей. И внук непристойно богатых дедушек и бабушек. Мы встречались раз в неделю, но для этих куцых свиданий он снял громадную квартиру. Я лежала в спальне и через открытую дверь разглядывала рождественскую елку в дальнем углу гостиной. И пышное трехметровое дерево казалось мне не очень большим. Еще никогда не забуду первое соприкосновение щеки с натуральным шелком наволочки. Гладкая прохлада расслабляла мгновенно. До сих пор не верится, что у тех, кто с детства спит на таком белье, могут появляться морщины. Эти счастливцы должны жить вечно, им не с чего умирать.

Мирон любил меня так же, как я Кирилла. Нет, сильнее. Увидел на вечеринке мельком, захлебнулся счастьем, надолго потерял, искал, отчаялся найти. Он страдал по-настоящему. Я тоже, но иначе. Мой мерзавец предал, я собирала в кучу растоптанную себя. А Стомахин о себе не думал, только обо мне.

Я потянулась к нему, думала, его чувство спасет, как живая вода. И зарастут раны, и задышат легкие, и можно будет открыть глаза, подняться с земли и спросить: «Что это было?» Я истово пыталась в него влюбиться. Но не получилось. Кроме обреченности ничего во мне не было. Терзать его дальше холодностью и отстраненностью, а потом награждать за терпение качественным сексом было бесчеловечно. Я чувствовала себя проституткой. Накануне разрыва Александрина попросила познакомить ее с Мироном. Твердила, что я делаю глупость, отказываясь от идеального парня. Собиралась быть мостом между нами на случай, если опомнюсь. Я познакомила. Они начали строить мост.

А меня накрыло свободой от Мирона и от своей ущербности. Чем еще можно считать неспособность ответить на любовь, зарядиться энергией, к которой подключилась напрямую? Но судьба считала, что подарила мне Стомахина от царских щедрот. И предложила еще раз задуматься, не напрасно ли я отвергаю этот дар. Однажды ночью позвонила Барышева. Мирон умирал у нее на глазах. Я ринулась в ту самую, снятую для встреч квартиру. Благо она была в двух шагах. Он валялся на полу без сознания. Это был явный передоз. Потом выяснилось, что мальчик переборщил с антидепрессантом. Но тогда я твердо сказала – наркоман. И реанимировала, то есть сделала непрямой массаж сердца, искусственное дыхание и промыла желудок.

Еле живая от потрясения Барышева вызвала его родителей. Мирон так и не пришел в себя, но порозовел и спал. У меня был выбор: представиться родителям спасительницей их сына или предоставить эту роль Александрине. Я пожелала Александрине удачи и пошла домой. Через пару месяцев Барышева и Стомахин поженились.

Иван.

Оставшись без Мирона и Александрины с перспективой искать новую соседку, я решила, что готова наведаться в кухню по реальному адресу Антона Красильщикова. Оказалось, это совсем недалеко, только Тверскую перейти. Старый капитально отремонтированный дом мне понравился. В квартире, которых на этаже было всего две, мог жить кто угодно. И все-таки я растерялась, увидев полупрозрачную больную раком интеллигентную даму. На мою удачу, она нуждалась в помощнице, которая сможет водить ее на прогулки. Я стала верной спутницей. И ждала возможности добраться до тайника за вентиляционной решеткой. На душе кошки скребли, но я искренне считала себя законной наследницей того, что спрятал за ней Андрюша.

Однажды хозяйка заметила, что я не в меру печальна. Спросила: «Несчастная любовь? Ты не беременна?» Я ответила: «Нет». Она рассказала, как в юности напилась и переспала с парнем. Наутро расстались. Больше не пришел не только он. Месячные тоже надолго задержались. Аборт не сделала, родила мальчика, назвала Ванечкой. А через двадцать с лишним лет затеяла ремонт. И кто явился с бригадой работяг? Отец ребенка. Узнал давнюю случайную подружку. Она призналась, что у него есть сын. Велела ничего Ване не говорить. Он обещал.

История призвана была доказать мне, что в жизни бывает всякое, и оно – к лучшему. Я бы так ее и восприняла. В трудные минуты вспоминала бы, что кому-то досталось от судьбы посильнее. Если бы незадачливого любовника не звали Андреем Валерьяновичем Голубевым. Получалось, что он спрятал клад у своей женщины и своего сына. Мне там делать было нечего. Но очень уж любопытно стало, из-за чего меня чуть не задушил мой подонок.

Когда хозяйка легла в клинику – обычные анализы и процедуры, я все-таки сняла эту чертову решетку. И помахала рукой в воздухе, как Кирилл. Зря грешил, злосчастный урод, в настоящем тайнике тоже было пусто. Я даже не расстроилась. Все слишком усложнилось, когда выяснилось, что тающая на глазах женщина и ее живущий в Америке сын Андрюше не чужие. Только она из больницы не вернулась. Иван прилетел в Москву накануне ее смерти. Наутро позвонил мне, сообщил, что лишился мамы.

После поминок мы с ним остались вдвоем. Я робела. Миллиардер, в общем-то уже американец русского происхождения. Вокруг свора лопающихся от важности помощников. Но он их выдворил. Хотел говорить о маме без помех. Я еще никогда так не маялась при человеке. Наверняка видимся первый и последний раз. Если я сейчас промолчу, Иван никогда не узнает, что его папа тоже умер. Даже, кем он был, не узнает. И я рассказала ему, как жила с Андрюшей, как нашла его мертвым, как хоронила одна… Про Антона Красильщикова и Кирилла выложила все-все. Иван в ответ поведал, что отец данное матери слово не сдержал. Представился. Объяснился. Соорудил тайник и оставил в нем деньги. Условились, если через определенное время за ними никто не придет, Иван волен тратить все. Он условие выполнил. Сумму не назвал, но хватило, чтобы раскрутиться в Москве, а потом преумножить состояние в Штатах. Кстати, тем самым Антоном из самой трогательной истории был он. Действительно выручил паниковавшую журналистку. Единственная правдивая история моего Андрюши. Про родного сына.