Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Найди меня!
Из цеха вышел рабочий-узбек, прильнул к трубе, напился и завернул кран. Надежда предусмотрительно отступила – телефон то замолкал, то вновь начинал звонить. Когда узбек ушел, она украдкой посмотрела в пыльное стекло. За окном в сумрачном свете работали люди – формовали блоки.
Надежда спряталась за кучу песка, подстелив салфетки, села на блоки и кому-то позвонила. Механический голос ответил – выключен или находится вне зоны...
Вздохнула, задумалась, подперев подбородок кулачками.
Из зарослей бурьяна вышел бродячий пес, взглянул просяще, заскулил. Надежда слегка оживилась, потянулась к сумочке.
Все бродячие собаки – тонкие психологи, за версту чуют бродяг, собачников и одиноких людей. Надя вынула шоколадку, отломила и бросила псу.
– Всегда выключен, – пожаловалась ему. – Или вне зоны.
Пес слизнул шоколадку, и тотчас же из травы явились пять щенков – выстроились полукругом.
– О! На всех не хватит!
Телефон снова подал голос. Надежда мельком глянула на дисплей и принялась делить шоколадку.
– Теперь игра в прятки...
Наконец из логова вылезла мамаша – запущенный, одичавший, но благородного происхождения пес предупреждающе залаял.
Иван со своим другом, оператором Сашей, пил чай в пустынной по-воскресному корреспондентской комнате. Основной разговор у них уже состоялся, и теперь они допивали остатки чая. Оба сидели опустошенные и хмурые.
– Может, свой проект? – безнадежно предложил Саша. – Помнишь, придумывали «Солдатскую правду»? Идея-то была отличная. Давай еще один заход?
– Была идея... Только устарела.
– Почему устарела?
– Солдатская правда нужна, когда требуется мобилизовать солдата, – объяснил Иван с отсутствующим видом. – Война кончилась, Саня. Теперь правда рядового бойца даже опасна. Никому не захочется ворошить прошлое. Ни политикам, ни военным... Нет уж, умерла так умерла.
– По-моему, ты сейчас придумываешь причины, чтоб уйти.
– Что тут придумывать, Саня? Мои воззрения на мир не соответствуют политике телекомпании. Мне так было сказано. Плюс моральный облик, вернее, аморальный...
– Крикаль за что-то тебе мстит.
– Я знаю за что...
Зазвонил мобильный телефон Ивана. Он выхватил из кармана трубку, с надеждой взглянул на дисплей, но сразу потерял интерес. Однако звонок настойчиво повторялся – пришлось отозваться.
Иван кого-то выслушал, вздохнул.
– Добро, буду, спасибо. – Он отключил телефон. – Информатор отзвонился. Придется ехать на встречу... Опять сообщит какую-нибудь гадость и денег попросит.
Он допил чай, неожиданно рассмеялся и встал.
– Кстати, Крикаль знаешь, что заявил? Сдай, говорит, мне свои информационные источники. Будто это стол, стул – казенное имущество!
Авто дружно разъезжались от цеха. Илья метался между ними, прижав трубку к уху.
В окружении свиты из цеха появился «Будда». Перед ним распахнули дверь белого «крайслера» с флажковым номером, услужливо помогли сесть.
Водитель выставил на крышу мигалку, включил зажигание и плавно тронул машину с места.
Осталось всего две машины – белая Ильи и черный джип.
Илья тоскливо постоял, засунув руки в карманы и провожая взглядом синий маяк, затем выудил из машины бинокль, поставил ее на сигнализацию и, выбрав направление, пошел искать – в другую от Надежды сторону...
В это время из ворот вышли еще двое – поверженный гладиатор и его импресарио с большой спортивной сумкой. Переодетого и умытого бритоголового еще штормило, однако он полез за руль джипа.
– Ну еще чего! – возмутился импресарио, загружая сумку.
Надежда стояла возле Останкино и ловила такси. Был тихий летний вечер, в освещенном зашедшим солнцем небе стелились высокие золотистые облака. Тепло, душно, испарения от горячего асфальта...
И вдруг ударил ветер, понесло пыль, бумагу и грянул ливень!
Это было так неожиданно, что она засмеялась, но уже через несколько секунд стала озираться в надежде найти укрытие. А ведь ничто не предвещало дождя, и зонтик она не взяла...
Дождь уже кипел и пузырился на парящем асфальте!
Плечи, спина под легкой блузкой и распущенные волосы изрядно намокли, ее уже начинал бить озноб.
А «жигулей» и драных иномарок, желающих заработать стольник, как назло, нет – дорогие и красивые игрушки останавливать нельзя, и лучше не садиться, если сами тормозят.
Дождь еще не кончился, но вдруг в небе высветилась радуга, причем один ее конец тонул в воздухе где-то совсем рядом, ближе, чем Останкинская башня, а другой вздымался высоко вверх и уходил куда-то к центру Москвы.
Забывшись, Надежда смотрела вверх и не заметила, как к ней подкатила машина – синий трехдверный джип. Водитель, склонившись, открыл дверцу:
– Садитесь, девушка!
Ни за что не села бы, но совсем продрогла, а из машины пахнуло теплом, и еще играла там музыка – кто-то пел под гитару простые слова: «Подбери меня раненого, исцели, не оставь на смерть...»
Надежда всегда садилась на заднее сиденье, но тут пришлось забираться на переднее: сзади нет двери – там ловушка. Она села и сразу же отвернулась к окну. Чуткий водитель посильнее включил отопление.
– Теперь можно расслабиться, – сказал он ей будто бы с намеком. – Видели радугу?
– Да, – в сторону ответила она.
В окне эта радуга еще светилась...
– Куда поедем?
– Павелецкая набережная.
– И все?
– Все. – Надя еще больше напряглась. – Только я пристегиваться не буду!
– Не нужно. – Он вырулил на дорогу.
– А если вас оштрафуют?
– Не оштрафуют... Это правильно, никогда не пристегивайте ремень, – продолжил назидательно водитель, набирая скорость. – Особенно когда едете с незнакомым человеком, вызывающим подозрение. И никогда не называйте номер дома. Останавливаться желательно где-то по соседству, в хорошо освещенном месте. Лучше у ближайшего магазина, куда можно заскочить, если что.
– Спасибо, я учту.
– А еще постарайтесь запомнить лицо водителя.
– И номер машины.
– Да, и номер... Вы запомнили?
– Разумеется, – пробурчала она, хотя номера-то и не заметила.
– Это хорошо... А вас не смущает, что я негр?
Надежда украдкой опасливо покосилась на водителя.
Нет! Типичный славянин, не красавец, лицо грубоватое, но глаза улыбчивые и печальные, несоответствующие внешней простоватости образа. Впрочем, как и модный автомобиль – дорогой трехдверный джип, на которых ездят обычно конченые индивидуалисты.