они с ним нормально общались бы, но вываливать сходу на новых людей грязное белье неприязненных взаимоотношений не хотелось.

— Товарищ лейтенант, — возбужденно спросил Казаков. — А мы скоро на боевое задание полетим?

Дивин испытал легкое чувство дежавю — за те, без малого, два года, что воюет, уже столько раз слышал подобный вопрос, что он успел ему порядком поднадоесть. В каком-то смысле ему и Карманов-то нужен был, чтобы свалить на него первоначальный инструктаж новичков. Но, не повезло. Григорий с тоскливым вздохом устроился на скамье поудобнее.

— Сначала проверим, как вы пилотируете машину, — неторопливо стал объяснять он. — Потом слетаете на полигон и покажете, как умеете стрелять и бомбить. Разумеется, отработка групповой слетанности и изучение района предстоящих боевых действий. И вот только после того, как вы успешно преодолеете эти барьеры, пойдете в бой.

— Так долго? — ужаснулся Филатов. — А мы думали, что завтра уже полетим фашистов громить.

Лейтенант отвернулся, пряча кривую улыбку. Как дети, честное слово. На лицах написано все, не нужно даже быть хорошим психологом. Для них война — это какое-то небывалое приключение. С яркими подвигами, непременными портретами на передовицах газет, блеском орденов и золотыми погонами с большими звездами. Неужели и он когда-то был таким же?

— Вы видели, как «фоккеры» расстреляли на посадке моего ведомого?

— Да. А при чем здесь это?

— При том! — экспат поиграл желваками. — У Гришки больше двух десятков боевых вылетов и два ордена. Не желторотик, если коротко. А вы сейчас просто легкая мишень для самого захудалого фрица, не более того. Так что, если жаждете побыстрее сгореть где-нибудь, то это не ко мне. Я уже достаточно друзей хоронил, вот где у меня это! — он зло чиркнул себя ребром ладони по горлу. — Запомните раз и навсегда: в авиации долго живут лишь зануды и педанты. Те, кто не рвется в бой с шашкой наголо, не полагается на случай, удачу или везенье, а все заранее рассчитывает, досконально выверяет и тысячу раз перепроверяет, и поднимается в небо с железобетонной уверенностью, что ничего не забыл и сделал как следует! Понятно?

— Понятно, — вразнобой ответили лейтенанты. А Куприянов, явно желая смягчить тон беседы, спросил:

— А почему вас Кощеем зовут?

— Ребята, давайте на ты? — предложил Григорий. — Мы здесь все свои, так что хватит выкать. Ильмир, тебя это, кстати, тоже касается! А с прозвищем так получилось...

***

От аэродрома до землянок, где жили летчики, было примерно километра два. Неспешным шагом, с разговорами, идти минут сорок-пятьдесят. По утрам за пилотами приезжал старенький трудяга-автобус. Назад добирались на нем же, либо на попутке. Или, как некоторые ненормальные вроде Григория и Таи, шли пешком.

Вот и сегодня они решили прогуляться, как говорится, на сон грядущий. Благо, погода позволяла. В феврале начались оттепели, днем на летном поле стали появляться наледи. Красноармейцы из БАО старались счищать их, посыпали песком, золой или угольной крошкой. А как иначе — один из штурмовиков уже выскочил на разбеге со взлетки прямо в сугроб из-за одной такой оставшейся незамеченной ледяной дорожки. Все бы ничего, но в бомболюках у него находился полный комплект осколочных бомб — полдня потом со всеми предосторожностями извлекали. Хромов орал так, что вороны с деревьев поднимались. И Карпухин ходил вокруг и что-то черкал в своем блокнотике.

— Как там Прорва? — поинтересовалась Тая.

— Да что этому чертяке будет, отделался несколькими ушибами, два зуба вылетели, но в целом доктор обещал, что через пару недель уже выпишет, — лениво отмахнулся экспат.

— Ты сегодня сам на себя не похож, думаешь все время о чем-то, молчишь. Случилось что? Я могу чем-то помочь?

— Что? Ох, извини, действительно, негоже себя так вести, — покаялся Григорий. — Готов искупить свою вину. Кстати, говорят, что скоро к нам в дивизию из Москвы театр приедет. Я слышал, какая-то совсем новая постановка — «Фронт» называется. Давай съездим?

— А давай! — засмеялась девушка. — Смотри, Кощеюшка, ловлю на слове, не отвертишься!.. Ой, глянь, что это?

Дивин обернулся. Из ближайшего лесочка в воздух взвились несколько ракет разного цвета. И полетели в сторону аэродрома. Лейтенант поднял голову — в ночном небе отчетливо слышалось басовитое гудение моторов. Рупь за сто, немецкие ночные бомбардировщики, скорее всего «хейнкели-111».

— Сигнальщик! Ах, сука, ну я его сейчас!

— Гриша, не надо, останься! — не на шутку испугалась Тая. — Убьют ведь, как ты их в темноте разглядишь?

— Не волнуйся, увижу, — нехорошо улыбнулся экспат. — Стой здесь, никуда не уходи, поняла? Я скоро вернусь, обещаю.

Он заметил в призрачном лунном свете узенькую тропинку, ведущую от дороги к лесу, и, не колеблясь ни секунды, припустил по ней. Пару раз, правда, все равно провалился чуть ли не по пояс, сумел вылезти обратно, хоть и почувствовал, что в унты набилось порядком снега. Но азарт гнал его вперед и Григорий не обращал особого внимания на маленькие неприятности. Мантис преследовал дичь! Причем, самую желанную — двуногую.

Пока он бежал, сигнальщики запустили в воздух еще одну серию ракет. «Хейнкели» — Дивин теперь точно узнал звук их моторов — приближались. Еще немного и они обрушат свой смертоносный груз на аэродром штурмовиков.

Лейтенант поднажал. Он немного изменил зрение, перешел на ночное видение и все окружающее окрасилось в серо-зеленые цвета. Экспат знал, что любое живое существо, окажись оно неподалеку, будет выделяться, светиться тепло-розовым ореолом. Но пока он ничего не замечал. Происходи дело в Империи, Григорий решил бы, что тому виной специальные маскировочные накидки. Но здесь пока о таких даже не подозревали. Значит, просто пока не добежал, куда нужно, не нашел врагов.

Ага! Среди деревьев мелькнуло маленькое пятнышко. Но для обострившегося зрения экспата оно было подобно зажегшемуся фонарику. Дивин бесшумной тенью метнулся к нему. Достать пистолет? К черту, только мешаться будет. Григорий встряхнул руками и кисти стали быстро менять свой внешний вид.

За спиной громыхнули первые взрывы. Это «хейнкели» достигли-таки места назначения и начали бомбежку. Дивин оскалился. Раз не удалось предотвратить ночной налет, значит, хотя бы умножим на ноль гитлеровских диверсантов!

Сгорбившаяся фигура, в которой, несмотря на одежду, осталось не слишком много от человека, поднырнула под еловую ветку и выскочила на маленькую полянку. На ней, возле порядком занесенного снегом дома