Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Граница с даками уже который год считалась неспокойной, и потому охранялась как никакая другая. Даже на Парфянской сейчас находилось меньше легионов, конных вексилий и номерных когорт.
– А ты слышал, Лузий?
– Ну, что? Что ещё?!
– Говорят, даки напали, используя один из варварских подлых приёмов…
– Это какой же?
– Они напали под покровом ночи. Не-ет, скорее и не ночью, а под самое утро. И прямо на Мост, – вновь попытался разговорить префекта старший декурион.
– А хотя бы и днём это бы случилось, – наконец-то, отреагировал на реплику назойливого гетула Квиет. – Какая нам разница? Война есть война! А на войне любые приёмы дозволены…
– Ну-у, да… но… но их ведь больше!
– Бо-ольше?
– В десять раз!
– Да хоть в сто!
– А ещё… а ещё ими сожжены три крепости, защищавшие Мост. Камня на камне от этих кастелл уже не осталось. А четвёртая – еле держится. А также взяты ими и Дробеты…
– Дробеты они тоже сожгли?!
– Ну, да.
– Это точно?!
– По-о-очти уже…
– Ну, ну…
– Головёшки одни остались…
– Ну, надо же!.. Слушай, а новости эти сорока на хвосте тебе принесла?
– Гонец проговорился.
– Гонец?
– Да.
– А ещё что он тебе сообщил, а? У страха глаза же велики.
Гетул, не распознав иронии в словах, или же сделав только вид, что ничего не понял, всё ещё не желал униматься. За этим разговором он надеялся хотя бы отчасти подавить охватившее его беспокойство:
– Лузий, а ты слышал? – продолжил гетул. – Божественный со свитой уже в Салоне. Прибыло множество кораблей. Больше трёхсот. И войска! Четыре… Не-е-ет, пя… Да, пять… Нет, семь легионов. Точно, их семь! Они уже разгружаются в портах Салоны и Пулы и направляются в сторону Дакийской границы. О-ох, чувствую я, что, наверное, будет что-то нехорошее…
– Война?
– Ну, разумеется… Всё на это указывает.
– Что-то много ты слушаешь всех.
– Что-о… А что, по твоему я не прав?
Квиет не ответил. Складка проступила у него меж бровей. Откровенно говоря, Цельзий ему уже так надоел, что казался сейчас хуже горькой редьки. «Вот же пристал!..» – зло подумал префект.
– Лу-у-узий, а…а-а…
– Ну-у, что? Что тебе ещё?! – Квиет всё больше раздражался. Цельзий сейчас, из-за своей нервозности, был совсем невыносим.
Увидев выражение на лице Квиета, декурион-гетул напрягся. Он знал, что это означало. Лузия лучше было не доводить до такого раздражённого состояния. Префект мог и не сдержаться, и взорваться. И тогда бы Цельзию мало бы не показалось.
Но вот через некоторое время складка на лбу у Лузия разгладилась, и он уже в более спокойном тоне гетулу «Деду» всё-таки ответил:
– Всем понятно, что будет скоро… Принцепс настроен по серьёзному. Я тоже думаю, что будет большая и затяжная война. Но давай, Цельзий, не будем это сейчас с тобой обсуждать. Ну, сам же понимаешь, не нашего это ума дело.
– Да, да, я всё понял, – мотнул головой старший декурион-гетул и надолго притих.
* * *Двадцать восемь лет назад Лузий Квиет имел другое имя. Настоящее имя у него было Мабуале.
Высокий, отменно сложенный, с очень развитой мускулатурой натренированного атлета, стяжателя олимпийских венков и наград, ещё не в годах (точно возраст свой он не знал), с блестящей и очень тёмной кожей и пышной копной курчавых волос, префект Лузий Квиет когда-то жил в племени, обитавшем далеко к югу от Великой Ливийской пустыни (которую местные племена называли Сахарой), у величаво нёсшей мутные, жёлтые воды Ленивой реки (эту реку сейчас называют Нигер).
Отец Лузия-Мабуале был вождём. У него от младшей, четвёртой жены и родился Лузий.
«Как же называлось их племя?.. Чиари? А-а-ачи… Ачиари? Чинг… Чингирари?»
Лузий так и не мог вспомнить.
Он тогда был слишком мал.
* * *Соплеменники Лузия ловили рыбу в реке. На лодках и у берега. А ещё собирали различные плоды с деревьев. Понемногу возделывали землю. И охотились. Чаще на антилоп, коз, жирафов и мелких птиц. Ставили на зверей и птиц сети и ловушки.
Их племя постоянно окружали опасности. Оно враждовало со многими соседями. Особенно с теми, которым принадлежали густые чащи на противоположном берегу Ленивой реки.
Однажды эти воинственные, зло настроенные соседи, и выкрали Лузия-Мабуале. Ему тогда не исполнилось ещё и шести лет. Ему очень повезло! Почему? Да потому, что его не убили ради ритуальной жертвы и не съели, как делали это с некоторыми захваченными детьми, а продали светлолицым купцам, привёзшим откуда-то с севера соль.
Купцам Лузий понравился, и они прихватили его с собой.
Три месяца находились они в пути. Вначале на лодках они поднялись по Ленивой реке до тех мест, где заканчивались леса. Лузий впервые увидел саванну – бескрайнюю степь, изредка оживлявшуюся рощицами пальм и полнившуюся стадами слонов и антилоп, и стаями птиц. За саванной начинались бескрайние пески Великой пустыни. Люди, обитавшие в ней, называли её Сахарой.
По истечении третьего месяца караван подошёл к большому городу. Город этот был Ламбесом. Населяли его в основном светлокожие. Там, на невольничьем рынке, и продали чёрного мальчугана, сына вождя.
* * *Будто испугавшись чего-то, дорога метнулась в сторону от реки. Резкий поворот (удивительный для славящихся безупречной прямотой римских дорог) и неожиданно взору почти двух сотен всадников предстала Бонония…
Всадники ещё обогнули вершину, сглаженную как стол, выделявшуюся на фоне соседних лесистых сплошной скалистой проплешиной, и достигли мильного столба. От этого столба дорога разветвлялась. Одна ветвь, пересекая речушку Тимак, устремлялась к Ад Аквасам и дальше – к Железным воротам (зажатому Дакийскими горами и Гемом узкому ущелью, через которое прорывался в привольно равнинную Мёзию Истр), а другая, короткая, совсем коротенькая, спешила к Бононии.
Полторы-две тысячи вышедших в отставку легионеров, с семьями и рабами, образовали вначале поселение-канабу при крепости, выбранной для пребывания командующего легиона II Скифского. Вскоре легион перевели в Дуростор, а поселение-канабу преобразовали. Она приобрела муниципальные права.
На десять-пятнадцать миль к югу и северу от Бононии земли очистили от леса, и теперь этот небольшой городок окружали сады, поля, засеянные злаками, в основном пшеницей, встречались и виноградники. Бононийцы из винограда давили вино, и как кельты и германцы из ячменя варили варварский хмельной напиток пиво. Их глиняные кувшины, большие амфоры для зерна и кубки использовали в хозяйстве не только жители долины Тимака, но широко расходились они и по всей остальной провинции, и даже встречались далеко к югу – в Македонии и Иллирии.
За стенами, выложенными из аккуратных плит песчаника, виднелись