экспедиции среди ауридийцев появились аристократы. Особым почётом и уважением пользовались те, кто родился от смешанного брака, а три рода: Оледеску, Мерсидо и Романофф - гордились тем, что вели своё начало от самых первых экспедиций на Землю, когда ауридийцам своих возлюбленных в прямом смысле слова приходилось вырывать из лап смерти. Бороться за свою любовь, что может быть романтичнее?!

  Стоит ещё добавить, что каноны красоты Ауридии после открытия планеты Земля сильно изменились. Раньше эталоном красоты считались перламутрово-лиловый отлив кожи, бездонная чернота волос и шея настолько тонкая, что с трудом выдерживала вес головы. С проявлением же людей в моду вошли у мужчин широкие плечи, лёгкая щетина на щеках и выпуклый рельеф мышц. Девушку же называли красивой, если у неё были большие глаза (в идеале нежно-голубые или светло-серые), светлые мягкие волосы, вьющиеся крупными кольцами, и заметные грудь и бёдра. Другие гуманоиды, с которыми Ауридия поддерживала дружеские и деловые отношения, тоже разделяли данную точку зрения на красоту, а потому молодая графиня Алина Оледеску была не просто прелестна, а чарующе прекрасна. Впрочем саму девушку вопросы внешней привлекательности заботили мало, куда больше она волновалась о собственном будущем, которое целиком и полностью зависело от воли её двоюродной тётки Эдерии, особы властной и коварной.

  Алина. За окном шёл дождь. Не освежающий ливень, после которого природа оживает и воскресает, не мелкий радужный, прозванный слезами богини, а нудный и промозглый, наводящий серую пелену тоски на всё вокруг. Я терпеть не могу такую хмарь, она всегда несёт какие-то неприятные известия. Именно в такую вот морось дождя я ещё малышкой провожала любимую нянюшку, которая улетала к своему молодому мужу в другую галактику, в такую же непогодь принесли известие о гибели родителей, оглашение завещания, окончательно настроившего Эдерию против меня, тоже проходило под заунывный стук капель дождя. Вот и сейчас я с тоской смотрела в окно, уютно устроившись на широком подоконнике и обвив руками колени, и ждала, сама не зная, чего именно. Впрочем, долго терзаться неизвестностью мне не дали. Дверь широко и решительно распахнулась, и тут же прозвучал не терпящий возражений приказ:

  - Слезь с подоконника. Я тысячу раз тебе говорила, что благовоспитанные девушки на подоконниках не сидят, это неприлично.

  Жизнь благовоспитанных особ, к которым меня угораздило принадлежать, вообще состояла из одних сплошных не: не сидеть на подоконнике и подлокотнике, не кататься в одиночку на аэроскутере, не смеяться слишком громко, не носить короткие и облегающие наряды, не знакомиться первой, не спорить с мужчинами и теми, кто старше по возрасту, не читать научную литературу, не заниматься медициной и прочее, прочее, прочее. Наследница древнего рода должна быть красивой куколкой, которую мужу будет лестно вывести в приличное общество. И это в середине XXX-го века, абсурд! Разумные существа уже давно покинули пределы своих планет и освоили космос, а у нас до сих пор носят корсеты и турнюры! Хорошо хоть, эта одежда предназначена лишь для особ благородного происхождения и то исключительно на торжественные выходы. Не знаю, как бы я смогла залезть в кабину крошечного серебристого аэрокара в пышной юбке, она бы вся целиком даже не поместилась, наверное.

  - Ты меня не слушаешь, - Эдерия возмущённо положила руки на бёдра.

  Упс, отвлеклась, а тётя терпеть не может, когда я витаю в облаках. Я поспешно спрыгнула с подоконника, поправила уютный цветастый комбинезончик, заправила за ухо прядь волос и смиренно произнесла:

  - Прошу прощения, тётушка.

  Графиню моя демонстрация хороших манер не впечатлила, она фыркнула, закатила глаза, но от гневной отповеди отказалась, махнула изящной ручкой:

  - Присаживайся, не стой над душой.

  Судя по тому, что я стояла в трёх шагах от тёти, душа у неё очень большая, я бы даже сказала размашистая. Сердить Эдерию ещё больше я не стала, канули в лету времена, когда я пыталась отстоять свои права и вернуть свободу, какой пользовалась при родителях. Мне очень популярно, с помощью тонкого электрического хлыста объяснили, кто в доме хозяин, и урок я, будучи девочкой сообразительной, усвоила. Внешний бунт сменился тихим подпольем, я делала всё, что считала необходимым, но при этом так, чтобы тётя ни о чём не узнала. Учитывая, что закона я не нарушала, на глаза старалась не показываться и обузой не была, такой нейтралитет устраивал нас обеих. Мы даже встречались строго по расписанию, во время приёма пищи да светских раутов, о которых меня оповещали заранее. Визит Эдерии в мою комнату в неурочный час вызывал множество вопросов, а потому я послушно опустилась в старое уютное кресло, нежно любимое мамой, а после её смерти перекочевавшее ко мне.

  Начинать разговор графиня не спешила, прошлась по комнате, скользнула взглядом по рабочему столу, на котором я предусмотрительно никаких бумаг не держала, покосилась на встроенный в столешницу компьютер, а затем остановился напротив меня, критически скрестив руки на груди. Я выпрямилась, подняла голову, глядя, как того требовали правила приличия, мимо Эдерии, и вежливо улыбнулась, всем своим видом демонстрируя готовность к разговору. Графиня громко хмыкнула, пропустила меж пальцев мои волосы (мне пришлось прикусить губу, чтобы не поморщиться и не отодвинуться) и неожиданно приказала:

  - Встань.

  Час от часу не легче! То сядь, то встать, меня, случайно, с комнатной собачкой не перепутали?! Я сжала зубы и встала, опустив взгляд, в котором умная графиня без труда прочитала бы много всего.

  Эдерия обошла меня по кругу, звонко цокая каблучками, окидывая оценивающим взглядом, словно аэроскутер покупала, а затем совершенно неожиданно выпалила:

  - Раздевайся.

  - Зачем?

  Я отступила на пару шагов, придерживая комбинезончик на груди. Это ещё что за новости?! Тётушка себя уж не рабовладельцем ли возомнила?

  Графиня задумчиво побарабанила себя пальчиками по подбородку:

  - Ты права, никому не интересно, какая у тебя фигура, её всегда можно тряпками замаскировать. Главное - смазливое личико, светлые волосы и блестящая родословная.

  Я опять ощутила себя собачкой. Может, мне хвостиком повилять или лапки к груди прижать в знак обожания? Эдерия, кажется, забыла, что я не кукла безголосая, а вполне себе самостоятельная особа!

  - Не пыхти, - тётя потрепала меня по щеке, я резко отдёрнула голову, - да строптивость-то свою придержи до времени, выслушай сначала.

  Я вопросительно