Вдруг треск ветвей и чьи-то шаги по опавшим листьям возвращают меня к реальности. Возможно, мое воображение играет со мной, и я решаю не пугаться, но тут вижу свет. Я пугаюсь, но из любопытства приближаюсь к источнику света, большому, как гигантская луна, упавшая с неба. Похоже, это фонарь. Осознание того, что я не одна, заставляет меня дрожать. Руки становятся влажными то ли от страха, то ли от предвкушения. Внезапно до меня доносятся голоса. Силуэты двух мужчин вырисовываются все четче, и я вижу, что они копают яму посреди кладбища. Один из них замечает меня.

– Здесь кто-то есть?

Я приближаюсь и останавливаюсь как раз напротив фонаря.

– Извините. Я услышала шум и пришла посмотреть, что происходит.

– Сейчас не время для посещения кладбища, сеньорита, – произносит один из них, глядя на меня сверху вниз. – А она не суеверна! – бросает он второму мужчине.

– Зачем вы мне это говорите? Не верю я, что мертвые оживают, понятно?

Оба мужчины рассмеялись.

– Завтра будут похороны, и поэтому мы копаем могилу сейчас, – поясняет другой.

Уставившись на его штаны, вижу, как выпирает его мужское естество.

– Человеческая природа никогда не дремлет, даже в таких местах.

Он внимательно рассматривает меня, и, поскольку мои глаза уже привыкли к темноте, замечаю, что выражение лица мужчины изменилось, хотя я не очень хорошо его вижу.

На мне длинная черная юбка, облегающая футболка с короткими рукавами, но с высоким воротом, того же цвета, что и босоножки. Несмотря на то, что я была полностью одета, ткань моего одеяния была очень тонкой, и я ощущала, как легкий ветерок овевает тело. Соски моих грудей напряглись, а дыхание все учащалось. Из-за тишины, которая будто нависает здесь, у меня возникло такое чувство, что оба мужчины слышат, как я дышу, и могут рассмотреть мою грудь под футболкой.

Один из них внезапно приближается, начинает нежно трогать мои волосы, гладить лицо и засовывает два пальца мне в рот.

– Пососи их! – шепчет он.

Я повинуюсь. Другой становится позади меня, трогает мои ягодицы грязными, в земле, руками – ведь земля мокрая из-за сильного дождя, что прошел накануне. Поднимает юбку, снимает трусики и подносит их к лицу, чтобы понюхать.

– Ты действительно пахнешь жизнью, дорогая, – говорит он возбужденно.

Он наклоняется, берет немного земли из насыпанной ими кучи и начинает энергично массировать ею мои ягодицы. Я продолжаю сосать пальцы его товарища, вожу языком между ними. У его рук специфический запах, это руки рабочего – морщинистая кожа подтверждает это.

Другой снимает штаны, берет правой рукой пенис и начинает мастурбировать, глядя на мои ягодицы.

– У тебя порочная задница, малышка!

Несмотря на то, что я не вижу его лица, я ощущаю, с каким исступлением он двигается, и это возбуждает меня еще больше. Они связывают меня веревкой, затем один валит меня на землю возле ямы, которую они выкопали для похорон, и моя голова свисает над пустотой таким образом, что я могу видеть дно могилы. Замечаю, что один отстраняется, когда внутри меня разливается сильный жар. Другой светит фонарем мне прямо в лицо, словно на допросе.

– Наверняка ей нравится.

Тот, что с фонарем, вдруг берет меня за голову и силой вставляет свой член мне в рот. Контакт с моей слюной заставляет его сразу же отстраниться. Я теряю сознание.

Не знаю, сколько прошло времени – минуты или часы. Поднимаюсь, все тело болит. Это похоже на сон. Я одна, вся в грязи. Вокруг не осталось никаких следов пребывания мужчин, веревка исчезла. Решаю вернуться домой.

31 марта 1997года

Весь день я размышляла над тем, что вчера произошло, а Мами вязала, изредка поглядывая на меня, заинтригованная серьезным видом, с которым я писала свой дневник. Сижу в маленьком кресле, покрытом пледом, который она положила, чтобы кот Бигуди не испортил обивку. Этому проказнику нравится лежать на кресле и умываться. Бигуди сидит рядом и смотрит на меня, недовольный тем, что я заняла его любимое место. Беру его на руки, целую в голову и глажу, чтобы он напел мою любимую мелодию, исполненную удовольствия. Закрываю дневник, пытаясь поудобней расположиться, но хитрый кот продолжает поглядывать на меня.

– Сегодня опять будет дождь, – говорю я Мами и в то же время наблюдаю, как кот умывается, потирая лапками за ушками.

– Это хорошо для сада, – отвечает она с улыбкой. Мами всегда улыбается. Бабушка милый человек, а рост у нее метр восемьдесят. Во время Второй мировой войны она участвовала в движении Сопротивления: ходила по лесам, чтобы передавать сообщения, которые прятала в детской коляске. За это я восхищаюсь ею.

Внимательно наблюдаю, как она вяжет ряд за рядом. Не могу представить, что Мами когда-то выглядела по-другому. Как будто у меня всю жизнь была амнезия и я ничего не помню.

– У тебя был любовник до того, как ты познакомилась с дедушкой?

Мой вопрос, кажется, не удивил ее. Она спокойно отвечает, не переставая вязать:

– Твой дедушка был единственным мужчиной в моей жизни. Я вышла за него замуж, потому что иначе и быть не могло. Но я научилась любить его. Помнишь, как говорится в одном фильме: у женщины без образования есть два варианта в жизни – либо брак, либо проституция, что в действительности одно и то же, разве нет? Я никогда не спала с другим мужчиной до твоего дедушки, если ты это имеешь в виду.

– Если бы ты могла снова все начать, что бы ты сделала?

– Тогда я переспала бы со всеми мужчинами мира, доченька, – ответила она, улыбаясь.

Теперь я знаю, откуда у меня такая тяга к свободе. Я поднимаюсь и целую бабушку из благодарности за искренность и понимание.

– А ты обязана написать и рассказать мне подробно обо всех своих связях, малышка.

– Я обещаю.

1 апреля 1997 года

Эсперанса, Эсперанса,

только она умеет танцевать ча-ча-ча.

Эсперанса, Эсперанса,

только она умеет танцевать ча-ча-ча.

Радио в такси, которое я поймала в аэропорту Барселоны, было включено на всю громкость. Мне приходилось кричать таксисту много раз, чтобы он понял, куда ехать, но ему и в голову не пришло уменьшить громкость. В машине было много предметов религиозного культа, а на зеркале заднего вида была укреплена фотография какого-то святого. Даже у собачки из семидесятых годов, которая дергала головой на шарнирах, без устали приветствуя машины, ехавшие за нами, висел на шее крестик.

– Вы из Франции? Я сразу понял это, сеньорита. Были там в отпуске?

Бедный мужчина не виноват в том, что у меня нет никакого желания поддерживать разговор, поэтому я только кивнула. Кажется, он не понимает, какое у меня настроение, и продолжает болтать.