близкого друга, а не любовь, её сердце обливалось кровью, но та боль легко утихла, он уверен, уверен что ничего та кроме сожаления не испытывала… И на мгновение становится мерзко, на мгновение хочется впиться в чужое плечо, чтобы знать, знать что ему в этот раз не откажут, не заставят жертвовать всем, ведь…

Кэйа — не любовь всей его жизни, Кэйа — ключ к былому бессмертию и власти, Кэйа — инструмент, который он не отвергнет, едва достигнет желаемого. Слишком безрассудно это, отказываться от ключа от почти всех дверей. Он не сможет привести его к небу, но оно и не нужно, когда есть сердце. Опороченное, изувеченное, но живое.

И выдыхая вновь, он видит как тянется чёрная нить куда-то в сторону пустыни, чувствует как замирает Кэйа, понимая что он тоже видит её, и всё внутри ликует, радуется, заставляя прижаться плотнее, осторожно пробираясь под одеяло, желая притронуться к коже чужой вновь.

— Именно об этом я и говорил, — шепчет божество, оттягивая на себя край одеяла и щекой прижимаясь к загривку чужому, спокойно закрывает глаза, тихо-тихо напевая под нос почти позабытую колыбельную, когда встанет солнце, он уверен, Кэйа вывернется из его рук змеёй и исчезнет, словно его никогда здесь и не было.

И осторожным поцелуем между лопаток, он заранее прощает ему это, прежде чем погрузиться в спокойный сон. Он найдет его позднее, когда придёт время. Когда стихнут беспокойства академии, уйдут фатуи, и сойду на нет споры о его возвращении. Он вернётся и тогда… Каждый из них поплатится жизнью. Все они умрут, как только руки его вновь коснутся проклятого сердца, а сам он займёт свой престол. И тогда взбесятся пески, унося жизнь каждого, кто окажется в их объятиях, и перелезут они через стену, но лишь ради того, чтобы засыпать Караван-Рибат, а после, едва поселение под толстым слоем песка окажется, выпустить собственное проклятие в мир снова, выкосить всех, кто смел богине мудрости поклоняться, и насытившись их кровью, надменно улыбнуться, снова ощущая себя собой. Но всё это будет потом, а пока… Кэйа отправится домой, чтобы совершенно точно не пасть в этом неспокойном водовороте событий.

* * *

Кэйа покидает порт спустя два дня. Учёный почти не сводит с него глаз, наблюдая за тем, как тот проводит время с той девочкой, чья мать какого-то чёрта тесно работает с наглой торговкой, знает что тот всегда отказывается от ночлега у них, хотя ему это кажется максимально глупым решение, смотрит на натренированную улыбку, что совершенно точно бьёт в цель, располагая к себе, а после стремительно покидает их, уходя всё в ту же таверну, на ночлег, спокойный и безмятежный.

Всё внутри скребётся и злится, требуя схватить инструмент прямо сейчас и уйти в пустыню. Но он переждёт пока путешественница покинет пески. Он знает, она сильная, знает что её удалось одолеть бога молний, двух предвестников и привести в чувства дракона ветров. Он подождёт, пока след её простынет, а потом… А потом сам придёт на закланье к ветру, прося у него позволения забрать одного-единственного человека. Он знает, ветер благосклонен ко всем, ветер услышит, и поступит так, как посчитает нужным. Но есть ли у него причины для отказа? Едва ли… И он улыбается вслед, провожая Кэйю взглядом, когда тот покидает порт. Время вернуться к проблемам, стоящим перед ним здесь и сейчас. А таковых имеется ровно две штуки.

Самой первой и важной оказывается академия. Орден — не рынок, как бы ни была грандиозна цель, нужно оформить необходимые документы так, чтобы ни у кого не возникло к нему вопросов. И если на академию наплевать, они всё равно все погибнут едва он достигнет желаемого, то орден…

Орден — зона ответственности бога ветра, орден может придраться, а ветер спросить с него, если что-то пойдёт не так. А оно обязательно случится, ведь… По истечению срока, который будет прописан в бумагах, они хватятся за пропажу одного из капитанов, и не получив в течении длительного времени ответа, придут в Сумеру сами. И что дальше, когда они увидят пустующие земли, когда след от элемента чужого глаза бога приведёт их в пески? Что ему делать? Он может погнать их прочь, но люди упрямы. Он может их погубить, и тогда ветер придёт к нему сам. Что скажет он богу ветра, когда тот перед ним явится и спросит за этого человека?

Аль-Хайтам уверен, лорд ветров знает о том, кем Кэйа является, а потому его появление здесь будет более чем оправдано… Стоит ли ему отдать человека, или быть может начать за него поединок? Он сплевывает, пряча терминал в складках плаща. Сейчас эта штука будет только мешать.

* * *

Привычный ветер куда радостнее палящего солнца. Кэйа улыбается, ступая к зданию ордена. Его поездка закончилась успешно. Кли отдана матери, письма от неё, для Варки и Альбедо лежали в сумке, а самому ему безумно хотелось лечь в ванную, а после на несколько дней уснуть.

Инцидент с учёным медленно забывался, становясь чем-то похожим на недоразумение. Пара дней с ребёнком ли, или же недельный путь пешком с периодическими ночёвками в поле сделали своё дело, не имеет значения. Всё это продолжает восприниматься глупостью, которую он сам же и допустил. Что ж, теперь он будет иметь ввиду то, что учёные совершенно не похожи на тех, кому его описывала Лиза. Однако, сейчас это совершенно не имеет значения, ведь…

Город кишит радостью, магистр вернулся из своего похода. Не то чтобы это вызывает у него восторг, скорее спокойствие и радость, ведь… Вместе с ним в город вернулись лошади по которым, если говорить откровенно, Кэйа безумно скучал. Их возвращение безмерно радовало, заставляя где-то внутри ликовать. Он улыбается, медленно распахивая тяжёлые двери, и позволяет себе спокойно выдохнуть. Без Кли гораздо спокойнее, и… он бы предпочёл, чтобы они никогда не возвращались.

Письма на стол магистра ложатся без лишних слов. Короткое проявление вежливости, он устало улыбается, кивая Варке, здоровается с Джинн и Эолой, и после непродолжительного обмена репликами, оставляет их, намеренно ступая в казармы. Тесная пыльная комната встречает его духотой, и он разочарованно вздыхает, открывая окно выходящее на восток. Раннее утро всегда беспощадно режет глаза первыми солнечными лучами, и никак от них не укрыться, но… Иного варианта у него нет, не так уж и щедро его жалование, чтобы перебраться куда-то в более уютное место, хотя… Всегда, ну или почти, можно напроситься к Альбедо. Ему