– Так ты скажешь родителям? – спросила Леони.

– Я скажу им, что ты просишь меня поехать вместе с тобой в Лондон. Только вот трудно будет уговорить маму, чтобы она позволила мне носить твои платья. Сейчас мы не можем позволить себе ничего нового. В прошлом месяце папе пришлось купить новую сутану. Его старая до того изъедена молью, что сквозь дырки были видны ноги.

Проговорив все это, она поняла, что Леони думала о своем и ничего не слышала.

– Сегодня вечером я увижусь с Патриком, – сказала она. – Он должен будет где-то перехватить карету и сообщить, что у нас в доме заразная больная. Но они, конечно, подъедут за мной к самому дому, тут уж ничего не поделаешь.

– А если папа придет проводить меня? – спросила Клеона. – Наверняка ему захочется этого.

– Нужно как-то отговорить его. Скажи, что мы отъезжаем позднее, чем на самом деле, а потом мы оставим ему записку, что лошадей, мол, невозможно было долго удерживать и что бабушка прислала еще одно письмо и велела ехать без промедления.

– Знаешь, Леони, – медленно заговорила Клеона, – я начинаю думать, что ты отъявленная лгунья. Никогда мне не доводилось слышать столько лживых домыслов. Вот уж не думала, что ты способна на такой обман.

Помолчав, Леони тихо сказала:

– Я это делаю не ради себя, а ради Патрика. Настанет день, когда ты полюбишь, Клеона. Вот тогда ты поймешь: ради того, кому отдано твое сердце, можно пойти на что угодно, как бы дурно это ни было. Дело не только в том, что, выйдя замуж за Патрика, я буду счастлива. Я знаю, что Патрик будет счастлив оттого, что женился на мне! Мы созданы друг для друга!

Леони говорила с полной искренностью, и лицо ее светилось от радости.

Клеона тихонько вздохнула.

– Вот уж не думала, что кто-нибудь из нас может так влюбиться. Мне казалось, такое случается только в романах.

– Когда-нибудь и ты так полюбишь, – предсказала Леони.

– Вряд ли, – улыбнулась Клеона. – Всем, кого я встречала до сих пор, даже твоему Патрику, я предпочла бы породистую лошадь.

– Ох уж эти твои лошади! В самом деле, Клеона, только о них ты и думаешь! Полюбуйся, на кого ты из-за этого стала похожа! Весь день у нас уйдет на то, чтобы попытаться хоть чуть-чуть привести в порядок твои волосы, хотя бы вымыть их для начала. Потом нужно начать отбеливать тою кожу. Поезжай домой, скажи родителям и к ленчу возвращайся назад. Только ради Бога, будь осторожнее в присутствии слуг. Все они страшно боятся папу. Если они догадаются, что я что-то задумала, то обязательно как-нибудь с мим свяжутся, опасаясь последствий своего молчания.

– Я буду очень осторожна, – пообещала Клеона. – А теперь мне нужно идти, иначе цыплята погибнут от голода.

Она обняла Леони:

– Мне будет ужасно тебя не хватать. Просто не представляю, как я останусь здесь без тебя. И поговорить будет не с кем.

– Но тебя здесь не будет, – возразила Леони. – Во всяком случае, какое-то время. Ты будешь в Лондоне кокетничать с принцем Уэльским и обязательно соберешь вокруг себя уйму поклонников.

– Хочешь, я скажу тебе, что случится, когда я приеду? Твоя бабушка бросит на меня один взгляд и тут же отправит назад в Йоркшир, – сказала Клеона. – Ты можешь себе представить, чтобы мой веснушчатый нос произвел в свете неизгладимое впечатление?

– На нем не останется веснушек, если ты будешь делать то, что я тебе скажу, – парировала Леони. – И, прошу тебя, Клеона, поторопись! У нас очень мало времени, а ведь нужно подобрать тебе платья, сообщить новости мисс Бантинг и уложить вещи. К тому же перед бабушкой тебе достаточно выглядеть прилично, а мне ради Патрика нужно быть красивой! Знаешь, что он сказала мне при последней встрече?

– Нет. Что? – с любопытством спросила Клеона.

Леони неожиданно смутилась.

– Нет, этого я не скажу даже тебе, – сказала она. – Ну, а теперь торопись, торопись, торопись! Пока мы будем собираться, может произойти что-нибудь ужасное! Например, папе занеможется, и он вернется домой! Этот кошмар преследует меня и днем и ночью.

– Все будет хорошо, – тихо произнесла Клеона. – Ты выйдешь замуж за своего Патрика.

У нее вдруг появилась уверенность в том, что Леони добьется своего.

– Ты вправду так думаешь? – спросила Леони, глядя на нее сияющими глазами. – Большего я и не прошу. Жить вместе с Патриком в Ирландии для меня все равно, что очутиться в раю!

Казалось, даже воздух звенел от излучаемой ею радости.

Возвращаясь домой, Клеона все еще слышала голос подруги.

Она действительно любит его, думала Клеона, пока Бетси трусила к дом. Она молила Бога о том, чтобы Патрик О'Донован оказался достойным такой любви и не забывал, что при всей своей импульсивности Леони, натура наивная и простодушная, никогда не ведавшая ни горя, ни забот.

– Ей нужно, чтоб ее любили, – вслух подумала Клеона. – А я сильная, я и так проживу.

Едва она произнесла эти слова, как ей почудилось, будто кто-то незримый смеется над ней. Девушка не могла понять, откуда взялось это неприятное ощущение. Быть может, она бросила вызов Судьбе, и та приняла его?

– Ну и пусть, все равно я не боюсь, – запальчиво сказала она, обращаясь к Бетси, поскольку больше говорить было не с кем. – Ради Леони я справлюсь с кем угодно, даже с беспутным герцогом!

Клеона пребывала в блаженном состоянии. Ее восхищала и будоражила быстрая езда, поражала пышность, с какой было обставлено путешествие. В каждый постоялый двор по пути продвижения кареты были заранее отправлены лошади из конюшни герцогини. Энергичные конюхи проворно выпрягали уставших животных и заменяли их свежими, чтобы впоследствии, дав им как следует отдохнуть, спокойно ехать на них обратно.

Все произошло чрезвычайно гладко. В карете, быстро мчавшейся к Лондону, Клеона наконец-то сидела одна. Ей с трудом верилось, что это не сон.

Перехватив карету по дороге к Холлу, Патрик О'Донован запугал кучера и слуг рассказами об опасной болезни, которой лучше остерегаться. Он направил их на постоялый двор в соседнюю деревню и велел приехать за мисс Мандевилл на следующий день к восьми утра.

Под тем предлогом, что она будет помогать собираться, Клеона уговорила родителей разрешить ей переночевать в Холле. Утром перед отъездом она оставила отцу записку: «К сожалению, Леони пришлось выехать раньше назначенного времени». Выводя на бумаге эти слова, Клеона испытывала угрызения совести оттого, что обманывала человека достойного и праведного, чьи уста, конечно же, никогда не осквернялись ложью. Но неприятнее всего ей было притворяться перед матерью.

– Дорогая моя, я очень рада, что ты едешь в Лондон, – сказала ей мать. – Единственное, что меня беспокоит, так это твоя одежда. Боюсь, родная, мы с отцом позабыли, что ты уже не дитя. Папа в этом не виноват. Мы с тобой знаем, его мысли редко заняты земными делами. Но мне то следовало помнить, что в твоем возрасте я развлекалась на балах и носила красивые платья. Тебе же я не могу дать ни того, ни другого; не представляю, как это можно устроить на папино жалованье!