— Караул!.. — истошно взвизгнул на всю мореходную ладью пузатый коротышка, выронив хлыст и ошалело попятившись по корме. — Бунт на корабле!.. Убивают!.. — схватившись за болтающийся на поясе нож, перепуганный надсмотрщик растерянно пялился на могучего русича, продолжившего бесстрастно, невозмутимо грести.

Между тем, привлечённые криками, на палубу высыпали из кубрика десятка три заспанных аскеров с ятаганами наголо, готовые порубать на куски посмевших восстать рабов. Следом из капитанской каюты, располагавшейся в кормовой части галеры, спешно вылетел и сам капитан «Бешеной пантеры», бывший также и её владельцем: чуть выше среднего роста, крепкий шалмах лет сорока — сорока пяти на вид. Его обрамлённая клочковатой чёрной бородой смуглая обветренная физиономия мгновенно раскраснелась от пришедшего на смену нешуточному беспокойству облегчения, бойко сменившегося праведным негодованием, когда он окинул быстрым взором палубу галеры и увидел, что накатившие было внезапные страхи оказались напрасны, а тревога — ложной; такое ужасное для каждого мореплавателя слово, как бунт, прозвучало совсем не к месту; невольники уверенно гребли в такт барабану, не представляя никакой опасности как для хозяина корабля, так и для дремавшей в трюме в гамаках воинской братии, возвращающейся в Ослямбию из затяжного похода.

— Что стряслось, Силмыз? — по пятам за владельцем судна из его каюты вылез хмурый, невыспавшийся Зелим, страдающий морской болезнью и оттого бегавший всю ночь сначала к корабельному борту, а после и значительно поближе, к старой деревянной кадке, которую ему не без скрытого презрения к высокородной «сухопутной крысе» предоставил в личное пользование «сердобольный» капитан, не забыв перед тем стрясти за эту услугу с богатого пассажира полновесный золотой дукат.

— Это я и собираюсь выяснить!.. — Силмыз сурово зыркнул на подбежавшего к нему взъерошенного Илхамина, очумело пучившего оловянные зенки. — Ты орал сейчас, как недорезанный поросёнок⁈ Чего случилось? И где Гюрхун, раздери его жирный зад Ахриман на банановый мякиш!..

— Я как раз по этому поводу и поднял тревогу, многоуважаемый Силмыз!.. — сбивчиво залепетал упитанный надзиратель. — Гюрхуна больше нет на галере! Был да сплыл!.. Причём, похоже, в прямом смысле!..

— Как ента нет? Не понял!.. — главный мореход оторопело впился очами в инстинктивно вжавшего голову в плечи малодушного подчинённого, вдруг осознавшего, что спросят с него сейчас по полной программе. — Как это был да сплыл⁈ В каком ещё прямом смысле⁈ Погулять, что ль, вышел⁈ Исподними портками бабочек махровых половить? Аль в ближайшую бакалейку за румяными ватрушками метнулся⁈ Отвечай чётко, бестолочь, покудова я тебя не велел выпороть твоим же хлыстом! Повторяю вопрос: где Гюрхун⁈

— Его, это, — начал по новой мямлить мечтавший сейчас провалиться под землю (а точнее, под палубу) Илхамин, — в море, похоже, выкинули!.. Или он сам упал!.. Я точно не знаю, ибо не лицезрел воочию…

— Что-о-о⁈ — Силмыз ошеломлённо крякнул. — По какому борту⁈

— По правому!.. Вроде… — прошептал покрасневший до корней волос молодой надсмотрщик, стараясь не встречаться глазами с явно обозлившимся капитаном.

Толпа аскеров, в нерешительности переминавшаяся на палубе, ломанулась к правому борту, пытаясь разглядеть в чёрных водах Тёмного моря хоть какие-то признаки того, что оказавшийся в мглистой пучине Гюрхун всё ещё жив. Но морская бездна надёжно скрыла все следы совершённого Ратибором убийства.

— Я не понял, так его выкинули с галеры или он сам плюхнулся за перила? — Зелим подозрительным взором обвёл продолжавших молчаливо грести рабов.

— Перила ты встретишь на пути к императорской уборной в Кулхидоре, а на судне этот поручень леером именуется… Но у меня тот же вопросец! — Силмыз отошёл от борта и сцапал толстобрюхого истязателя за ворот замызганной рубашонки, гневно зашипев тому в ряху: — Вещай, дубень! Что произошло⁈

— Уважаемый Гюрхун, ента, начал пороть вон того, огромного рыжего чужака, ну а я отвернулся в тот миг к борто́чку, нужду малую справить! Чухаю, говор ещё у них меж собой вроде… Но о чём трещали, не разобрал, ибо ветра по палубе гуляют с утреца, да и беседующие далече от меня находились. Потом вроде — хлоп! Звук какой-то глухой, на удар похожий об дерево, опосля опять чьё-то приглушённое ворчание, ну а далее громкий такой — бу-у-ултых! И-и-и бац — всё!.. А затем лишь буль-буль…

— Слышь, буль-буль, я тебе сейчас сам и хлоп, и бац, и бултых сделаю! Причём одновременно! Следом на дно пойдёшь, коли не напряжёшься и не поведаешь, что там за разговор меж ними состоялся! — Силмыз перевёл мрачный взгляд на размеренно гребущего Ратибора, делающего вид, что всё происходящее его нисколечко не касается. На него уже вовсю вылупилась находящаяся на палубе толпа ослямов вкупе с едко усмехнувшимся Зелимом, хотевшим было что-то брякнуть злобливо-ехидное. Но морская болезнь, очередной приступ которой внезапно накрыл состоятельного наследника рода Тупсов, заставила того опять умчаться к левому борту извергать в тёмные неспокойные волны одну лишь желудочную слизь. Вечерний ужин чванливого тысяцкого давно уже весь пошёл на корм морским обитателям.

— Я не уловил сути, — потупив глаза, жалобно пропищал Илхамин. Впрочем, тут же приободрившись, он торжествующе тыкнул указательным пальцем в Ратибора, злорадно прокудахтав: — Зато отлично расслышал, как этот рыжий варвар, опускаясь на скамейку, проскрежетал мне, что начальник нырнул за морскими сокровищами! И что я отправлюсь вслед за ним, коли подковыляю впритык к этому увальню! И ента было очень похоже на угрозу!..

— Опускаясь на скамейку? Так он что, стоял в тот миг, когда Гюрхун за борт навернулся⁈ — капитан, недобро прищурившись, сначала ослабил хватку, а после вовсе отпустил Илхамина и в сопровождении пары ослямбских воителей торопливо пошёл к Ратибору.

— Ну да! — радостно закивал грузный надсмотрщик, довольный в первую очередь тем, что гнев Силмыза направлен уже не на него. — Я оборачиваюсь на бултыхание, а там этот присаживается!..

— И зачем же ты, раб, поднялся со своей сидушки, а? — подошедший корабельщик холодно вперился яростным взором в неприветливое лицо рыжебородого витязя.

— Хотел ухватить вашего служку за плавник, ведь он ни с того ни с сего изготовился сигануть в море, явно возомнив себя морским осликом… Да опоздал, представляешь⁈ Какая жалость, я так переживаю! Ента всё ошейник окаянный помешал, будь он неладен!.. — не моргнув глазом, понёс чепуху Ратибор. — Ежели его снять, то в следующий раз я буду половчее!..

— Размечтался! И что за морской ослик?.. В какой ещё