Джонас кивнул и понёс чемоданы Эмми внутрь здания.

Мадам Бойд пристально посмотрела на Эмми.

– Мисс Уиллик, я должна говорить откровенно. У меня есть кое-какие сомнения относительно твоего присутствия в Уэллсворте.

Эмми перевела взгляд на свои руки.

– Не потому, что ты плохо учишься, – продолжала мадам Бойд, – а из-за сильного давления, с которым тебе придётся столкнуться. Ты не привыкла к нашей школьной системе. Ты пропустила первый, второй год и начало третьего. Хотя кое-чему ты научилась в Америке, ты всё равно будешь отставать. Я говорю это не для того, чтобы тебя расстроить, а чтобы ты поняла, сколько работы предстоит. Я объясняла всё это твоей маме, но она настаивала, что ты со всем справишься. Однако если Уэллсворт окажется слишком сложным для тебя, мы можем договориться насчёт другого места. Ты меня понимаешь?

Эмми кивнула и заправила прядь волос за ухо. Учёба всегда давалась ей легко, но она никогда прежде не была в подобной школе. Может быть, Уэллсворт и не такая уж хорошая идея.

– В твоей комнате есть школьный справочник, – сказала мадам Бойд. – В нём ты найдёшь карту и расписание уроков. К сожалению, у меня сейчас встреча, поэтому я не могу пойти с тобой, но соседка по комнате поможет тебе освоиться. – Мадам Бойд пожала Эмми руку. – Не стану желать тебе удачи, потому что с упорной работой и самодисциплиной она тебе не понадобится.

Эмми вяло кивнула, но пожалела, что у неё нет никакого талисмана на удачу. Кажется, он мог бы ей пригодиться.

Мадам Бойд исчезла среди деревьев, и вскоре Джонас снова появился в дверях.

– Всё в порядке?

Эмми пожала плечами. Швы у неё на лбу по-прежнему болели, она путешествовала целую вечность, а её наставница считала, что она не справится с учёбой…

– Не обижайся, но ты выглядишь совершенно измождённой, юная мисс. Может быть, мне кого-нибудь позвать…

– Всё хорошо, – ответила Эмми. Она не знала, что значит «измождённый», но в этом наверняка не было ничего хорошего.

Джонас потёр щетинистый подбородок.

– Знаю, что Уэллсворт на первый взгляд кажется пугающим. Я сам здесь учился. И хотя я окончил школу почти двадцать лет назад, я по-прежнему помню это чувство. Многие люди начинают сомневаться, действительно ли это место им подходит.

Глаза Эмми наполнились слезами. Она только что приехала и уже настолько отстала от остальных учеников, что может никогда не догнать их. Может быть, ей снова сесть в самолёт и не оглядываться?

– Никто не заставит тебя остаться, – продолжал Джонас. – Только ты сама можешь это решить.

Эмми поправила рюкзак. Она нащупала очертания шкатулки, словно талисман, внутри которого была частичка её отца и частичка её самой. Шкатулка казалась очень тяжёлой, словно пыталась привлечь её внимание. Я здесь, будто говорила она, я здесь. Не забудь обо мне.

– Тогда тебе лучше зайти внутрь, – сказал Джонас. – Если тебе понадобится моя помощь, я буду поблизости.

– Спасибо, – сказала Эмми, и Джонас исчез среди деревьев.

Эмми повернулась и посмотрела на толстую деревянную дверь. Сейчас или никогда. Она крепко сжала лямку рюкзака, взялась за железную ручку и открыла дверь.

До этого момента всё в Уэллсворте казалось таким застывшим и тихим, что школа выглядела почти безлюдной, но только не эта комната. Она была набита учениками, пытавшимися перекричать музыку, которая гремела в динамиках на каждой стене. От огромного камина в центре комнате, в котором громко трещали дрова, исходил сильный жар.

– Ты шутишь! – сказал кто-то. – Ещё один несчастный случай?

Мальчик покачал головой.

– За этот год пострадал уже третий участник латинского клуба.

Латинский клуб. Именно в этот клуб Эмми предстояло вступить.

– Прыжок с крыши – не несчастный случай. Это просто глупость.

Эмми застыла на месте. Кто-то спрыгнул с крыши? Это было больше похоже на безумие, чем на глупость.

– Может быть, у них наконец-то будут неприятности.

Другой мальчик закатил глаза.

– Вряд ли. Эти парни могут выпутаться из любой ситуации.

Они начали говорить о регби, в котором Эмми не разбиралась. Она огляделась: куда ей теперь идти? С обеих сторон находилось по лестнице, и рядом с каждой висел огромный плакат. Плакат слева был тёмно-синим, и на нём корявым почерком было написано «Одри». Эмми надеялась, что найдёт там дом для девочек.

Третий этаж был тёмным и затхлым, как будто кто-то побрызгал слой пыли лаком для волос. На каждой двери висели таблички с именами: Натали Уолш и Жаннетт Богвин. Лола Бойд и Арабелла Грей. Фенелла Гринборо и Джайя Сингх. Виктория Стюарт-Бевингтон и Эммелин Уиллик. Эмми вытерла вспотевшие ладони о джинсы, повернула дверную ручку и вошла в комнату.

Она нахмурилась. Это точно её комната? Каждый её дюйм был завален вещами. Рамки для фото, безделушки и груды одежды, насквозь пропитанные духами. На кровати даже не было места, чтобы присесть. Эмми открыла шкафы. Оба были забиты вещами. Её чемоданы стояли перед одной из кроватей, но всё выглядело так, словно в комнате уже жили две девочки. Наверное, это какая-то ошибка, а Эмми даже не знала, к кому обратиться за помощью.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвалась девочка, с шумом захлопнув дверь за собой. Она прошла мимо Эмми, её собранные в хвост светлые волосы подпрыгивали при каждом шаге. Из ящика стола она вытащила большой рулон жёлтой ленты.

Эмми спрятала руки за спину и принялась теребить пальцы. Ей стоит представиться. Или хотя бы сказать «привет». Или выбежать за дверь и больше не возвращаться.

– Привет! Я Эмми У…

– Не разговаривай со мной! – отрезала девочка. Она наклонилась и положила на пол длинную полоску ленты. – Я слышала, что ты никогда прежде не была в школе-интернате. Правило номер один: не заходи на территорию своего соседа по комнате. Поскольку ты новенькая, я упрощу для тебя задачу. – Она указала тонким пальцем в угол комнаты. – Всё с этой стороны ленты – моё. За ней – твоя половина.

Эмми нахмурилась. Её «половина» была не больше четверти территории соседки по комнате.

– Правило номер два: не прикасайся к вещам своего соседа по комнате. – Девочка бросила ленту в ящик. – Если я увижу, что ты заглядываешь в мои шкафы, тебя сразу же исключат за воровство.

– Но где…

– У тебя есть чемоданы. Если в них поместилось всё твоё барахло, ты сможешь хранить его там весь год.