– Это письмо от Его Величества короля Прусского, – спокойно и дружелюбно объяснил граф, – в нем король просит разрешить мне свидание с вашей дочерью. Но я прибыл в Штеттин не по приказу короля и даже не по собственному желанию. Вашу дочь ожидает дальняя дорога и тяжелые испытания. Я должен помочь ей, внушить веру в себя и упование на милость Божью.

– Моя Фике и так уповает на милость Божью… – возразил герцог, но письмо все же раскрыл, прочитал и немедленно со всем согласился.

– Королевская воля – закон в доме его подданного, – сообщил гостю Иоганн-Христиан. – Где вы намерены говорить с Фике?

– Здесь… – ответил нежданный гость. – После… Когда все мы насладимся дивными звуками органа… Флейта нашего доброго короля Фридриха чуть было не отбила у меня вкус к музыке!

– Говорят, вы сами – музыкант? – осмелилась спросить оробевшая Иоганна.

– Я чтец, сударыня, – ответил Сен-Жермен, и его ласковая улыбка медом пролилась в душу герцогини, – читаю человеческие души словно запечатанные письма. Такой дар ниспослал мне Господь.

Когда рокот органа стих и наступило время покинуть капеллу, родители оставили Фике наедине с незнакомцем.

– Прочитайте и мою душу, сударь! – предложила девочка и осторожно прикоснулась исцарапанными пальцами к тонкой, точеной кисти посланца дяди Фрица.

Сен-Жермен встал за спиной девочки, коснулся ее затылка прохладными, словно весенний воздух, руками. И Фике вдруг почувствовала, как проваливается в сон – легко, стремительно, не успевая задуматься или испугаться. Сен-Жермен не оставлял ей времени на бесполезные сомнения и лишние чувства – веки стали тяжелыми, как мельничные жернова, руки безвольно упали. Ладони графа, обнимавшие затылок Фике, казалось, проникали в самые потаенные уголки ее сознания…

– Я не ошибся, – тихо, уверенно сказал Сен-Жермен, – именно в этой девочке нуждается Российская империя. Только бы у нашей штеттинской непоседы хватило сил на ожидание…

Они вышли из капеллы вместе – четырнадцатилетняя девочка и проживший не одно столетие граф. Их встреча продлилась недолго – всего несколько минут, но потом сгоравшая в огне любопытства Иоганна не смогла добиться от дочери ни единого слова – даже с помощью затрещин. Граф Сен-Жермен покинул замок так же неожиданно, как появился. О разговоре с Сен-Жерменом Фике рассказала лишь мадемуазель Бабетте…

– Он сказал мне, что я стану русской императрицей! – захлебываясь от восторга, объясняла Фике, когда гувернантка зашла пожелать ей спокойной ночи. – Представляете, мадемуазель, русской императрицей! Как тетушка Эльза! Но случится это не скоро, через много лет, если я не устану ждать… Он скажет мне, когда…

– Да как же граф сможет рассказать вам об этом? – дрожа от предвкушения будущих великих событий, спрашивала гувернантка.

– Через много лет мы встретимся с ним еще раз. Когда наступит мое время стать императрицей.

– Должно быть, вы выйдете замуж за юного герцога Голштинского, который стал наследником русского престола, и императрица Эльза призовет вас в Россию… – догадалась француженка.

– Нет, Бабетта, – частила Фике, – граф сказал мне, что я сама буду править Россией. Без этого гадкого мальчишки… Через много лет. А потом встречу главного человека в своей жизни. Он расскажет мне о море…

– О каком море, Фике? О Средиземном? – замирая от волнения, спросила Бабетта.

Она присела рядом с девочкой, ласково обняла ее за плечи и приготовилась услышать сказку. Но сказка превзошла все ожидания экзальтированной француженки.

– Он называл его греческим, – охотно объяснила Фике. Каждое слово Сен-Жермена намертво врезалось в ее память. – Помнишь, учитель истории рассказывал мне: Греческое море, которое захватили турки. Они не верят в Господа нашего Иисуса Христа. Сен-Жермен сказал, что я отвоюю это море для России. Вместе с человеком, который расскажет мне о нем.

– Да какое вам дело до Греческого моря, сударыня? – скептически пожала плечами гувернантка. – Просите короля Фридриха сватать вас за герцога Голштинского. Тогда императрица Эльза вызовет вас в Россию.

– Дядя Фриц уже позаботился обо мне, – уверенно заявила Фике. – Скоро в Штеттин прибудет гонец. И мы с матушкой поедем в Берлин. Так сказал Сен-Жермен.

– Граф – друг короля Фридриха, ему ли не знать об этом… – согласилась гувернантка, а потом грустно добавила: – Так, значит, мы расстанемся с вами, Фике?

– Я вызову тебя в Россию, Бабетта! – воскликнула Фике и повисла на шее у француженки. – Верь мне, так и будет.

Они еще долго сидели, обнявшись и не говоря ни слова. Свеча догорела, и в комнате стало совсем темно. Только где-то далеко, на юге, словно орган, рокотало Греческое море, которое Фике должна была отвоевать для России вместе с еще неизвестным ей человеком. И четырнадцатилетняя немецкая принцесса знала наверняка, что к берегам этого моря упрямо стремится могущественная Россия, чтобы когда-нибудь на них обосноваться… Так сказал граф Сен-Жермен.

Лишь об одном девочка не рассказала любопытной гувернантке: граф оставил на память Фике занятную книжицу в кожаном переплете – сочинение некого Иоганна-Генриха Дрюмеля, посвященное России. «Опыт исторического доказательства о происхождении Россиян от Араратцев, как от первого народа после всемирного потопа» – так назывался подарок графа. Из сочинения Дрюмеля Фике узнала, что всемирная история началась отнюдь не с ее милой, чинной Германии, а с неизвестного маленькой Ангальт-Цербстской герцогине Ассирийского царства. Дрюмель называл Ассирию царством Скифов, Казаков, Гога и Магога, а затем и Россией!

Фике почтительно переворачивала страницы и ощущала великую Россию в каждой строке, в торжественных, источающих славу и доблесть словах. Как счастлива, верно, красавица Эльза, раз ей выпало править такой древней и дивной, а главное, такой богатой страной! Даже библейский Немврод был скифом, то есть русским, – утверждал Дрюмель, и Фике была с ним полностью согласна. Кем же еще мог быть такой герой?!

Дрюмель называл немцев братьями скифов, то бишь русских, и Фике не переставала удивляться тому, как мог этот неизвестный мудрец разгадать ее тайные мысли. Разве она, предводительница ватаги штеттинских сорванцов, не ощущала себя младшей сестрой великой России, изнывающей в разлуке с этой дивной страной «рисов, гигантов, скифов, араратцев»? Разве она, Фике, не ожидала ежечасно встречи со своей славной северной родственницей? Когда же наконец наступит долгожданное свидание?!

На следующий день в Штеттин прискакал гонец и передал Ангальт-Цербстскому семейству королевскую волю: Иоганне с дочерью предстояла поездка в Берлин. Начинался новый, 1743 год…

Фике никогда бы не подумала, что дорога в необыкновенную, великую Россию окажется такой скучной. С тех пор как остался позади приветливый, гостеприимный Берлин, где их с матерью так радушно встречал дядя Фриц, красавицей, спешащей на бал, промелькнула все еще пышная, веселая Речь Посполитая и потянулись чинные балтийские провинции, принцесса Ангальт-Цербстская видела только снег и ничего, кроме снега. Впрочем, были еще города, огни, летевшие навстречу карете, но эти города немедленно растворялись, тонули в снежном мареве, как будто они только пригрезились Софии-Августе-Фредерике, к вечеру бессильно закрывавшей уставшие от белизны глаза.