— Ты и я — это одно целое. Навсегда. Ты — моя рука. Никто не должен прикасаться к тебе. Первому, кто подойдет к тебе, я перережу горло и выпью его кровь.

Европа расхохоталась.

— С чего это тебе в голову пришла подобная глупость?

— Очень просто, — ответил Астерий. — Я хочу знать, какие дети мои, какие — Зевса, а какие еще кого-то, с кем ты повстречалась на одной из ваших оргий.

— Если я не буду исполнять обряд оплодотворения, Богиня Мать не даст мне детей, — ответила оскорбленная Европа. — Ты совершаешь очередную ошибку, которая заставит страдать нас обоих.

Весь день Европа прорыдала. Однако ей пришлось смириться с решением Астерия: тот приставил к жене стражников, чтобы она не покидала дворца по ночам.

Со временем запрет распространился на все население Кносса. Критянам пришлось проводить свои обряды в тайне от ахейцев.

Неспособная лгать, необученная этому с детства, Европа погрузилась в глубокую печаль. Богиня, как она и предвидела, лишила ее возможности иметь детей… до поры до времени… Отчаявшись получить наследника, Астерий посвятил себя воспитанию Миноса, Радаманта и Сарпедона.

Через некоторое время жизнь Кносса вошла в свое русло. Горожане вернулись к привычным делам, а греки занялись другими, более важными, с точки зрения любого ахейца, вещами: разработкой плана обороны города и обучением критян военному делу. В результате жители города дни напролет занимались трудоемкими и бесполезными делами, а свободного времени у них теперь почти не оставалось.

Одной из основных задач, порученных Астерием своим людям, стало составление подробного плана города. Для этого созвали всех местных зодчих. Три дня без сна и отдыха работали они, запершись в одном из помещений дворца и наконец позвали Астерия, чтобы показать ему результаты своего труда. Увиденное ошеломило нового царя: вместо плана города зодчие нарисовали на одной из стен гигантскую фреску, на которой в беспорядке изобразили сцены из повседневной жизни города и несколько эпизодов кровавого захвата власти ахейцами.

Астерий потребовал объяснений — и тут же получил самые подробные. Оказалось, что картография в Кноссе считалась искусством устным и поэтическим. Имя каждой улицы было связано с неким событием и могло меняться в зависимости от времени года, суток и настроения говорившего: давая названия, кноссцы предпочитали использовать сложные метафоры. Так, например, улица, которая по диагонали пересекала то, что можно было бы назвать «Старым городом» (так, по крайней мере, сказали бы о ней ахейцы), летним утром называлась «Улицей глубоких снов», в память о крестьянине, заснувшем средь бела дня под фасадом одного из стоявших на ней домов. Ночью ее название менялось на «Бессонную улицу» в память о том, как тот же самый крестьянин, проснувшись, бродил по ней до утра; а зимой какой-нибудь человек в расстроенных чувствах вполне мог назвать это место «Улицей кошмаров». Чтобы указать путь, горожанину могло пригодиться тонкое поэтическое чутье, а план города превращался в эпос, продиктованный самой Богиней в самом изысканном стиле. Краткое изложение и пришлось выслушать Астерию, а фреска, нарисованная на стене, была лишь попыткой отобразить содержание в живописи. Сцены же захвата города ахейцами, как объяснил Астерию самый вменяемый из архитекторов, включили в «план города» из-за того, что после падения Кносса его улицы сильно изменились, а следовательно, их названия тоже.

Все усилия Астерия заставить зодчих уточнить план оказались напрасными. Венцом их совместных стараний стала странная, расширяющаяся книзу спиралевидная фигура, не дающая никакого представления о городе.

Убедившись, что так он ничего не добьется, Астерий поручил составить план своим людям. Очень скоро к нему стали поступать противоречивые сведения о домах, появляющихся ночью и пропадающих днем, о башнях, видимых из пригородов, но незаметных внутри города, о тупиках, что внезапно превращаются в широкие проспекты. Двоих ахейцев, принесших такие новости, пытали, и они после нескольких часов мучений признались, что все выдумали. Но, как бы то ни было, Астерий понял, что составить даже приблизительный план города будет очень трудно, а то и вовсе невозможно.

Через два месяца после переворота греки решили провести парад победителей. Астерий сам выбрал самый короткий и простой, как ему казалось, маршрут через город. При полном равнодушии критян ахейцы под его предводительством горделиво прошествовали по улицам Кносса. Однако вскоре греки заблудились: ночь застала их растерянными и сбившимися с пути на одном из бесчисленных перекрестков города. Вернуться во дворец они смогли, лишь разбудив одного из местных жителей, который любезно согласился проводить их до дома.

После этого случая Астерий забросил идею составить план города.

Как ни пытались Астерий и его люди привить критянам свое понимание жизни, вскоре стало ясно, что изменить этот счастливый народ будет непросто. Мало-помалу ахейцы сами начали приспосабливаться к их образу жизни.

Очень скоро Астерий понял, что жители Кносса были не так уж богаты: они просто держали все, что имели, на виду. Постепенно, шаг за шагом, стараясь запомнить свой путь, царь начал углубляться в хитросплетения дворцовых галерей, подвалов и террас, стараясь найти то место, где Европа, как ему казалось, должна была хранить свои сокровища. Не раз царь рисковал окончательно потеряться в дебрях этого лабиринта, так непохожего на степи и леса, милые сердцу кочевника. Заблудившись, Астерий криками призывал на помощь свою супругу. Европа не обращала никакого внимания, а если кто-то из придворных дам приходил сообщить ей, что Астерий вновь потерялся в залах «Крыла рождения», или в центральных подвалах, или на западных террасах, царица лишь смеялась и не прекращала заниматься вышивкой. Лишь спустя некоторое время она приходила на помощь царю, притворяясь разгневанной и обиженной, со слезами на глазах выговаривая ему: «Нам снова пришлось дожидаться тебя на ужин», — или: — «Я несчастная жена, брошенная мужем, который, вместо того чтобы пойти на охоту или обнять мое стареющее в одиночестве тело, бродит без дела по пустым залам?».

В один прекрасный день Европа застала Астерия, застывшего в растерянности на пересечении двух коридоров, и спросила его:

— Что ты ищешь?

Беспомощность Астерия, как это часто случалось, мгновенно переросла в бешенство:

— Ну все, ведьма, я сыт по горло! Отвечай, где ты прячешь свои сокровища?

Европа удивленно посмотрела на него:

— С чего бы это мне прятать свои драгоценности? Я ничего не прячу. Ты видишь их всякий раз, как приходишь в мои покои.

— Ты хочешь, чтобы я поверил, что за все время своего правления ты ничего не накопила? Куда же тогда делась прибыль от торговли с другими островами?

Европа плохо знала, как управлять государством: за нее это делали специально отобранные наместники. Она объяснила Астерию, что как дворец, так и весь город постоянно растут. Каждый день строятся новые дома, чтобы приютить новых горожан. А если Астерию понравятся те или иные драгоценности, он может просто попросить их у владельца, и тот с радостью их отдаст. Жителям Кносса доставляет ни с чем не сравнимое удовольствие делать подарки, особенно тем, кто искренне проявляет интерес к их вещам. Именно поэтому во дворце никогда нет никакой сокровищницы.