Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Война между Россией и Германией, как она изображена в романе, была обречена стать историческим фарсом. «Нижние чины» российской армии, готовясь к военным действиям, выплетали соломенный маты «мелкой вязью, чтобы поразить немецкую нацию отменным российский мастерством», — иронизирует А. Новиков. Не лучше подготовлено к войне и общественное сознание: «Политики притихли, а на улице торжествовало буйное патриотическое настроение российских простаков».
Роман о проигранной царским правительством войне, к чему, собственно, и призывали большевики в 1914 году, был тем не менее недоброжелательно принят советской критикой. Автора упрекали в пацифизме, что всегда было недопустимо для советского писателя, в следовании ироничному Я. Гашеку, в том, что автор “не пожелал стать выше своих героев” и т. д.
Однако этот достаточно стандартный набор упреков ложился на неблагоприятный для А. Новикова общественный фон. Отчетливое сочувствие героям, живущим по своему разумению, прокрестьянская позиция автора плохо соотносились с временем коллективизации, временем искоренения «вольного разума» землепашца. Кроме того, в начале 1930-х годов по сути дела была объявлена война сатире, тематическое поле которой стремительно сократилось до проблематики коммунальной квартиры. А. Новиков, выходя за допущенные пределы, вызывал своим романом ненужные власти ассоциации.
«Повесть о камарницком мужике» (1935) была последним крупным опубликованным произведением А. Новикова. Она отличается от всего написанного ранее не только историческим материалом (XVIII век, время правления Павла I), но и сменой повествовательной манеры. Драматическая сдержанность авторского тона пришла на смену ироническому, «вольному» повествованию, которое было под стать герою, не сливающемуся с толпой.
Повесть о камарницком восстании была включена автором в книгу под общим заголовком «Родословная многих поколений». Программный для А. Новикова заголовок объединил произведения о разных временах (книга включала и документальную повесть о революции «Летопись заштатного города») в общую историю народа, долго и трудно шедшего к своей свободе. «Будем держать в сердце имена героев и чтить их подвиги: чаяния камарницких предков мы принесли в наш обновленный мир» («Повесть о камарницком мужике»).
Сдержанная интонация финала, накапчивающего повесть о крестьянском восстании, особенно заметна на фоне революционной патетики, свойственной литературе тех лет: искаженная память о камарницком восстании так и осталась лишь в «Камаринской», а перемены «в нашей сельской местности» в 1930-е годы подтвердили наблюдения новиковского героя: «…большевики оказались холодны, и предметам удобства предпочли по первоначальности железо и сталь» («Комбинат общественного благоустройства»). Все меньше оставалось места человеку «вольного разума», теснимому жесткой государственной волей. Новиковский рачительный хозяин, не желающий становиться «второстепенным человеком», которого легко можно переставлять по чужому разумению, оказался чуждым советской литературе.
Предлагаемый читателю том произведений Андрея Никитовича Новикова включает лишь часть того, что было опубликовано при жизни писателя. За его пределами остались повести «Барский двор», «Дни Макара Скопидомова», «Повесть о камарницком мужике», «Летопись заштатного города», очерки о коллективизации, составившие книгу «Гоночное поле», фрагменты романа «Резиденция свободомыслящих», рассказы. Мы представляем лишь главные произведения нашего земляка, писателя платоновского круга, художника, имевшего свой взгляд на историю революции и народа. Книга трудно шла к читателю, словно бы продолжая нелегкую жизнь автора, насильственно изъятого из литературы, в которую он вписал свои страницы. Составитель выражает глубокую признательность всем тем, кто так или иначе способствовал выходу книги в свет, возвращению части писательского наследия Андрея Новикова читателю. С благодарностью я называю имена И.А. Свительского, О.Г. Ласунского (Воронеж), Н.В. Корниенко (Москва). Особенная благодарность Л.Ф.Поповой (Воронеж), деятельное участие которой было решающим в судьбе издания. Хочется верить, что посмертное общение А.II. Новикова с читателем будет более успешным и длительным, чем его общение с современниками.
Т. Никонова
Ратные подвиги простаков
Только в правильной мере познается мастер.
Гете
1. Личность нижнего чина
Из-за гор-горы
Едут мазуры.
Едут, едут мазурочки,
Везут, везут вина бочки.
Павел Шатров — рядовой четвертой роты двадцать пятого пехотного смоленского, имени генерала Раевского, полка — до августа месяца тысяча девятьсот четырнадцатого года не имел случая лично удостовериться, есть ли, собственно говоря, разница между мазурами и мазуриками.
Нижние чины четвертой роты повседневно пели песню о мазурах, и разум каждого солдата неким образом песней опьянялся. Павел Шатров, как и большинство нижних чинов, обожал питие, и тот, кто возил вино непосредственно в бочках, был для него человеком почитаемым, независимо от того, — мазур он или мазурик.
Павлу Шатрову шел тогда двадцать второй год, но он еще не знал ни истории народов, ни географического расположения их населенных пунктов. В казарму он прибыл из черноземной сельской местности, почему и имел странность в поступках и угловатость в движениях. Грамотой он, правда, владел полностью, сообразно своему крестьянскому званию. Последнее обстоятельство если и не позволяло ему умственно проникать в тайны мира, то давало возможность пользоваться книгами из батальонной библиотеки, изданными специально для солдатского чтения.
Павел Шатров читал все, что было дозволено, и пристрастие к чтению могло бы однажды погубить его навсегда. Он пленился описанным в одной книжке героическим подвигом рядового Архива Осипова, который взорвал пороховой погреб перед лицом наседавшего неприятеля[1]. Архип Осипов преждевременно угасил и без того короткую жизнь, память о которой, если верить книжке, постоянно теплилась в солдатских сердцах.
На одном из тактических учений батальона Павел Шатров повторил опыт Архипа, но его опыт оказался менее удачным. На означенном батальонном тактическом учении четвертая рота имела задание по обороне военного городка, и когда мнимый противник наседал, Павел Шатров, проявив собственную инициативу, побежал к пороховому погребу: вместо факела он держал в руках зажженный пук соломы.
Часовой, стоявший у порохового погреба, после троекратного окрика, выстрелил, и целеустремление Павла Шатрова было приостановлено.
Старший штаб-офицер полка, полковник Влащевский, наблюдавший за тактическим учением батальона, поспешил прибыть на место происшествия. Все нижние чины, а равным образом и господа офицеры, ожидали грозы: полковник был дерзок на руку и не скуп на слова отменного солдатского мата.
Он подошел к Павлу Шатрову, приказал ему повернуться кругом и собственноручно поправил хлястик солдатской шинели, заложив за оный кожаный пояс.
Павел Шатров мелко дрожал, но безмолвствовал, а полковник, повернув рядового кругом вторично, к удивлению всех ласково потрогал пальцами его подбородок.
Поступком полковника Павел Шатров