Если он ляжет на кровать, я его убью! И мне плевать, что начнется еще одно расследование. Но он лишь осматривал помещение. Мне это не нравилось, но отчасти я его понимала. Все-таки, проверять помещение — один из рефлексов.

А вот это уже не рефлексы! Он подошел к комоду, где у меня на двух полках хранилось нижнее белье. По моему возмущенному взгляду, он понял, что там и потянул руку, чтоб открыть. Я резко достала из кожаного крепления на руке метательное лезвие и кинула в него.

Он поймал. Ожидаемо, но предупреждение получил.

— Я поймал! — сказал он опять самодовольно.

— Я на это и рассчитывала, если бы испортился комод — покупал бы новый.

— Вау! Жена уже требует покупок для нее.

Я смерила его взглядом «Отвали и сдохни», но он только тихо посмеялся. Обычно меня уважали и таких взглядов боялись. Даже Лоуренс и Николетт. Чувствую, его даже мой клинок у горла не избавит от наглой улыбочки.

— Пошли, — бросила я, надевая обувь.

— Любишь покомандовать? Ну, ладно. Я разрешаю.

Хотелось распрямиться и реально съездить по его довольной физиономии. Но я, скрипя зубами молча вышла, и выпустив его просто закрыла дверь, набрав код рядом с дверью, проверив, что он не смотрит. Если кто-то попадет в квартиру, не сняв код — будет пущен газ. Не убьет, но на сутки вырубит и даст оповещение мне и гильдии.

Ночи были не холодные, но я прикрыла лицо капюшоном, над рекой всегда ветрено. Мы шли по мосту, оглядываясь. Эндари шел уверенно, я знаю, что ему уже координаты примерного места убийства дали. Людей не было, фонари горели через один, как и положено после одиннадцати. И отключаются в три ночи. Таков порядок. С трех ночи до пяти утра, самые опасные часы, далекие от нежности.

Эндари наклонился ровно на том месте, где я пронзила кинжалом человека. Я бы вздрогнула, волнуясь. Но если какие-то рефлексы у ассасинов были выработаны годами, некоторые отключены совсем. Волнение всегда остается только в уме, никак не в теле. Может поэтому ассасины потом ездят по санаториям да на фонтанчики смотрят? Психика у нас не железная. Несмотря на некоторые улучшенные и развитые данные.

Эндари наклонился и провел по асфальту. Я равнодушно смотрела на это, гадая почему он присел именно здесь, ведь координаты приблизительные. Заметив мой вопросительный взгляд, который я сдерживать не собиралась, он пояснил:

— Он здесь испустил свой последний дух.

— Неужели? И что он тут остался и теперь бродит неупокенный, а ты его видишь? Может еще шамана из кварталов вудунов позвать?

Все знали, что в этом квартале живут одни аферисты, но люди все равно шли, отдавали деньги, покупали счастливые талисманы, надеясь, что Судьба будет им благоволить. Глупцы, Судьба умеет только играть. Настоящие шаманы там были, но они сидели в домах, и те, кому надо сами находили к ним дорогу. Они не стояли у прилавков и не торговали подвесками.

— Нет, — ответил капитан. — Я считал.

— Считал? — подняла я бровь.

Эндари провел рукой по земле еще раз и тут я ахнула. Видимо, не все рефлексы отбила. Но то, что я видела… Это стоило моей реакции.

От его рук шли еле заметные, почти невидимые, прозрачные голубоватые волны, больше похожие на пар. Прана.

Все ассасины в той или иной степени могли управлять ее потоками, именно она усиливала наши физические свойства, давала чуть больше здоровья, позволяла бегать по крышам и стенам без страховки, прыгать свыше десяти метров в высоту. Но чтоб… у кого-то она была видна? Такое встречается редко. И чтоб ее можно было использовать для считывания… Как много он может увидеть? Я не знаю всех способностей праны. Похоже, я влипла.

— Так… — я откашлялась. — Что ты видишь?

— Только четкое место убийство, место, где он последний раз сделал выдох, и его сердце остановилось.

Мое, признаться, в этот момент отлегло.

— И кто его убил? — спросила я тупо.

— Если бы мы сами могли разгадать — не стали бы прибегать к помощи гильдии. Это я не могу увидеть. Но… — в его глазах опять заиграли искринки. — Мне льстит, что ты считаешь меня всемогущим. Я же говорил, что тебе хороший муж достался. Может мне даже не надо было тебя переубеждать, что не вижу. Ты бы растаяла от моей силы и моего могущества, и сегодня бы я спал не на диване и…

Я оборвала его на полуслове и врезала кулаком по скуле, стирая с него самодовольную улыбку.

— С чувством юмора у тебя явно проблемы, — сказал Эндари, потирая ушибленную скулу. Он вообще нисколько не обиделся.

— Что значит спать на диване?

— Ты хочешь, чтоб я спал с тобой? О, в этом проблемы нет!

— Нет! — я готова была закричать, но сдерживала свой голос на безлюдном мосту. — Кто сказал, что ты у меня останешься?

— Так, — он снова начал чесать свою скулу, уже здоровую, похоже у него привычка. — Я не снял отель.

— О, они круглосуточные! Иди сними номер.

— Нет, нет! Я буду спать в твоей квартире, или у тебя есть секреты от меня?

Я посмотрела в его глаза, где сейчас отражался свет фонарей, подсвечивая их золотом. И понимала, что не могу отправить его в отель. Иначе, правда что-нибудь заподозрит.

— Хорошо, надеюсь у тебя нет привычки спать голым.

— У меня мало с собой вещей, и я не хочу спать в уличных футболках. — Он сказал это ничуть не расстроенно.

— О, одолжу тебе свою милую пижамку. Голубой халат будет тебе к лицу и…

Я не успела договорить, как потеряла равновесие, поскользнувшись на чем-то и перекинулась через перила моста, понимая, что я сейчас упаду. В том месте, где оторвала часть ограждения, когда дралась в ночь убийства.

Какая ирония. Какая злая шутка.

3 глава. На мягких лапах крадется только хищник

Я не упала в буйные потоки Люшери. Я стояла… уткнувшись лицом в грудь мужчине. Я только сейчас поняла, что он мужчина. На пару голов или больше выше меня, широкоплечий, и… пахнет корицей и гвоздикой. Как можно мужчине так пахнуть?

Я подняла глаза и столкнулась с золотистыми глазами, который серьезно на меня смотрели и сжимали в объятиях. Он резко дернул меня за руку на себя не дав упасть, но я упала… ему в объятия. Как в дурацких девчоночьих романах, совершенно по-девчоночьи упала и стояла опасно близко.

Но лицо свое спасать надо.

— Благодарю.

Я надеюсь это звучало очень великосветски и