Ловушка захлопнулась за мной, воздействие на меня продолжалось, а я об этом даже не подозревала. Мужчина говорил, что мои родители отказались платить выкуп, даже жандармерия отказалась — из-за того что отец больше не работает в жандармерии? Стало быть, я находилась в смертельной опасности, потому что «шеф» решил от меня избавиться.

Таким образом, чудовище с напомаженными волосами примерило одежды спасителя.

«Я взял тебя по приказу шефа, но, поскольку твои родители не хотят платить, ты не можешь здесь оставаться. Ты хочешь жить или умереть?»

Не гарантирую, что фраза была именно такой, но, во всяком случае, она была построена так, что мне давался выбор: жизнь или смерть. Разумеется, я выбрала жизнь.

«Ну тогда я тебя спрячу. Я скажу, что ты умерла, но ты останешься в живых, и я о тебе позабочусь. Только я не могу оставить тебя в этой комнате, шеф не должен тебя увидеть. Здесь его штаб-квартира, он может прийти в любой момент. Даже если ты захочешь убежать отсюда, тебя очень быстро поймают и убьют. Все дома в округе — это его штаб-квартира. Я покажу тебе, где я тебя спрячу!»

В моем двенадцатилетнем мозгу штаб-квартира — это было что-то очень особенное. Кто были эти люди? Гангстеры? Полицейские? Военные? Пришельцы? Я думала обо всем и о чем угодно в одно и то же время. Но еще один главный вопрос мучил меня все это время: «Кто этот тип?» Этот косоглазый мерзавец, сорвавший меня с велосипеда, который делает со мной, двенадцатилетней девчонкой, гнусные вещи, которые мне совершенно не нравятся. Я его оттолкнула, а он продолжает… Сначала он требовал денег, на следующий день фотографирует меня голую. То он меня сажает на цепь, то отстегивает.

Умереть? Я не могла выбрать смерть! В моем сознании я должна была терпеть день за днем, в надежде продолжать жить.

После этих трех дней он спустил меня в свой тайник.

Мне не приходилось говорить себе, что я похищена. Слово «киднеппинг» не приходило мне в голову. Все было сделано так чисто, так стремительно начиная с первого дня, в то время как я до сих пор дрожала от страха, голова у меня была затуманена медикаментами. И я верила всему.

Этот человек был «мой спаситель». Ему удалось заставить меня поверить в дьявольский сценарий, согласно которому он «вовремя» вырвал меня из когтей другого чудовища. Какого-то неизвестного «шефа», который хотел меня убить. Чтобы остаться в живых, я должна была повиноваться этому незнакомцу, делать все, что он захочет, соглашаться на то, чтобы он меня трогал, как ему нравится. Он сразу же приступил к этому, и теперь я должна была жить, спрятанная им и вместе с ним. Но сколько еще?

Иногда в фильмах бандиты похищают ребенка полицейского, требуя за него выкуп. Но в это не веришь, кажется, что это может произойти только с другими, что это только кино, в жизни такого не бывает. Однако же я находилась именно в таком фильме. Это именно я, Сабина, учащаяся колледжа Кэн, лежала на кровати, посаженная на цепь, где-то в штаб-квартире какого-то шефа, который может меня убить из-за малейшего неповиновения или попытки к бегству.

Он говорил: «Тебе повезло, что ты наткнулась на меня, потому что шеф недорого даст за твою шкуру…»

«Повезло», что наткнулась на «него»! Но кто «он» такой? Он не называл своего имени, а «тот», другой, исчез. Я больше никогда не видела того тщедушного хмыря в кепке, после того как он исполнил свою роль.

Однажды я спросила: «Как вас зовут?»

Он ответил, что я могу выбирать между Аленом и Марком… но я инстинктивно обращалась к нему без имени, просто «вы»… Например: «Отдайте мою одежду». Мне уже надоело быть голой, я не хотела спускаться в таком виде есть вместе с ним в комнату на нижнем этаже. Я была в ужасе, что я голая. Мне было холодно, я не могла понять, зачем он оставлял меня в комнате одну в таком состоянии, и поэтому я решительно потребовала мое нижнее белье и все остальное. Сначала он отдал мне нижнее белье, через какое-то время джинсы, не знаю в каком порядке, не помню, в какой день, но помню, что не одну неделю я проходила в одних и тех же трусиках и только в них.

Я знала, что была похищена во вторник, 28 мая. Три первых дня, перед тем как он спустил меня в тайник и я начала глотать то, что он заставлял меня съесть, я помню довольно смутно, неотчетливо. Он так заморочил мне голову этими историями про шефа. За один день происходило столько странных событий. Я спустилась вниз, чтобы поесть, он меня заставил подняться в свою комнату, чтобы сделать фотографии, а потом «остальное», то, что я называла «его гадости», потому что я не знала, как определить эти отвратительные прикосновения. Я задавала себе столько вопросов, у меня было чувство, что я заперта в этом вонючем бараке многие годы, но при этом я ничего не понимала.

В конце третьего дня он спустил меня в тайник. В подвал вела лестница, и вдруг я увидела стеллаж, вышедший из стены как по волшебству. Я была как завороженная. На металлических полках стояли упаковки воды, пива, разнообразных бутылок. Сначала он снял все, затем схватил стеллаж снизу, потянул на себя, и часть стены приподнялась. Затем он подложил под эту невидимую двухсоткилограммовую дверь бетонный блок, оставив минимальный зазор, чтобы пролезть. Когда этот стеллаж стоял на месте, различить было ничего невозможно! Он мне показал это с определенной гордостью. Первая часть тайника, за фальшивой дверью, была завалена всяким хламом, коробками, бумагой, разными железками, которые он запретил мне трогать. Но я, конечно, потом все перерыла. Надо было проскользнуть налево, если так можно выразиться, учитывая размеры этого помещения, чтобы увидеть еще одну решетчатую дверь, которая тогда была открыта. В том пенале было какое-то подобие лежака из досок и сверху совершенно сгнивший матрас. Крошечный погребок шириной девяносто девять сантиметров и длиной два метра тридцать четыре сантиметра. Я не сама измеряла его, я узнала об этом позже, но мне хватило одного взгляда, чтобы понять, что я задохнусь в этом сыром и грязном месте.

На стене с двумя голыми лампочками висела маленькая деревянная полочка, на которую я могла положить лишь какую-то мелочь, вроде карандашей или очков. На дальней стене, в головах кровати — если только это можно назвать кроватью, — высоко висела другая полка со старым телевизором, который должен был служить экраном для видео, и консоль с игровой приставкой Sega. У стены справа — откидывающиеся столик и маленькая скамейка. Когда я сидела на скамейке, мои ноги были на матрасе. В ногах этого матраса находилась решетчатая дверь, и дальше была видна дверь тайника. Там же, в ногах, у меня было место, чтобы поставить мой портфель и гигиеническое ведро. Телевизор работал от нажатия кнопки. Пульта не было. Это был уже давно вышедший из употребления аппарат, с деревянными стенками, которого больше нигде не увидишь. Разумеется, на нем нельзя было посмотреть ни одну программу, он служил только для игр.

Он пытался внушить мне, что это ужасное место было устроено специально для меня. Однако здесь был этот деревянный лежак, этот телевизор… Я могла бы понять, что здесь уже кто-то находился до меня. Но он утверждал, что это было сделано на скорую руку именно для меня. Все это было таким противным, вонючим, что я поверила ему. Часть тайника, предназначенная для меня, была кое-как выкрашена в ужасный, кричащий желтый цвет, потеки краски показывали, что тот, кто делал эту работу, совершенно не старался. Стены были бетонные, это был старый резервуар для воды.