Мне поручено проверить достоверность полученных сведений. Вскочив на сиденье мотоцикла, я несусь в направлении Блонье. Оберштурмфюрер[4]Пфайфер, несколько лет спустя павший смертью храбрых, командуя ротой танков «Пантера», тоже садится на мотоцикл сопровождать меня. На предельной скорости мы мчимся по «дороге смерти», стремясь как можно быстрее преодолеть заваленный разлагающимися трупами людей и животных участок. От павших лошадей исходит невыносимый смрад.

Не доезжая нескольких сотен метров до Светице, я под мостом вдруг замечаю двоих польских военных и солдата нашей 6-й роты. Эта картина кажется мне странной, если не сказать больше. Затормозив, я соскакиваю с мотоцикла и подбегаю к траншее, где расположилась эта непонятная группа. Уже у бруствера мне становится понятным странное поведение нашего солдата — поляки решили взять его в плен, этим и объясняется его испуганный вид. Черт возьми, и мне вновь везет! Пфайфер упредил поляка, собравшегося пальнуть в меня. Да, все верно, сообщает мне солдат, которого я вызволил из «польского плена», 6-я рота вынуждена была оставить позиции, а ее командир лежит в траншее в сотнях метрах отсюда. Мы с Пфайфером направляемся к Светице и вскоре находим нашего павшего товарища. Он погиб от выстрела в грудь. Зеппль Ланге был образцовым солдатом, вечная тебе память.

Прорвавшиеся силы врага в течение дня разгромлены — передний край обороны на прежнем месте.

Вместе с 4-й танковой дивизией полк «Лейбштандарт» переброшен для оперативного использования на участок реки Бзуры с задачей воспрепятствовать переправе через водный рубеж отступающих польских частей. Поляки продолжают яростные атаки, вновь и вновь доказывая, что умеют и воевать, и погибать, и было бы несправедливо обвинять их в трусости и малодушии. Бои у реки Бзуры отличаются невиданной ожесточенностью. Кровь лучших сынов Польши смешалась здесь с речной водой. Потери польской стороны колоссальны. Все их попытки прорвать нашу линию обороны наталкиваются на плотный огонь обороны.

К 18 сентября силы поляков надломлены, нас перебрасывают на участок наступления на крепость Модлин. В лесных массивах южнее Модлина происходят ожесточенные стычки с неприятелем. Наш 1-й батальон атакован превосходящими силами противника и взят в кольцо окружения.

В 7.00 утра 19 сентября генерал-лейтенант Рейнхардт отдает приказ о наступлении. 1-му батальону предстоит прорываться к Висле. В качестве сил поддержки наступления действует 2-й батальон 35-го танкового полка.

Песчаные дороги доставляют нам массу неприятностей — колесная техника с трудом преодолевает их. И здесь бои носят ожесточенный характер. Несмотря на безвыходность положения, поляки и не думают о капитуляции, сражаясь до последнего патрона.

В ходе наступления мы обнаруживаем оберштурмфюрера Брухмана и еще одного унтерфюрера[5]из 1-го батальона. Оба получили ранения во время пребывания в окружении и попали в плен, где поляки нанесли им серьезные увечья. Оберштурмфюрер Брухман командовал взводом в моей роте и за две недели до начала польской кампании женился.

Боям за овладение крепостью Модлин предшествовали артподготовка и бомбардировка с воздуха силами пикирующих бомбардировщиков «Ю-87». Нам впервые пришлось наблюдать опустошительное воздействие этого поистине устрашающего вида оружия, и мы никак не могли понять, как после их атак поляки были в состоянии продолжать сопротивление. Вопреки ожиданиям польские части в Модлине длительное время отбивали все наши атаки. Крепость пала лишь незадолго до завершения польской кампании.

25 сентября Адольф Гитлер выехал на фронт и в Гузове поздравил солдат и офицеров 15-й роты.

Танковые и моторизованные части дислоцированных в Модлине соединений сменили пехотные дивизии в связи с переброской подвижных сил для подготовки наступления на Варшаву.

Непосредственно перед наступлением были проведены бомбардировка города и артобстрел фортов и опорных пунктов неприятеля. Но самый мощный удар с воздуха был нанесен по польской столице лишь вечером 26 сентября. Поляки по-прежнему и не помышляли о том, чтобы сложить оружие, борьба велась до последней капли крови. В самой Варшаве сражалось до 120 тысяч солдат противника.

И только 27 сентября поляки были готовы сдать город. После полудня поступил приказ о прекращении огня по всему фронту. Польская кампания была победоносно завершена. 28 сентября верховным главнокомандующим 8-й польской армии и генерал-полковником Бласковицем был подписан акт о капитуляции. Мы с удивлением услышали о весьма смягченных условиях капитуляции. Офицерам разрешалось сохранить шпагу, а рядовой и сержантский состав уже в скором времени должен был быть освобожден из плена.

Уже 1 октября полк «Лейбштандарт» получил приказ о переброске на запад. Мы были твердо убеждены, что нам предстоит марш на Рейн. Однако мы ошибались. 4 октября мы прибыли в Прагу, где нам было позволено отдохнуть в течение нескольких дней в «золотом городе». Полк был встречен ликованием немецкого населения Праги, нас восторженно приветствовали тысячи людей во время въезда на площадь Венцельсплац[6]где имперский наместник барон фон Нейрат произнес речь в нашу честь.

По прибытии в Прагу я вновь обратился к командиру полка с просьбой о переводе меня в другую часть для использования согласно моей основной военной специальности. То, что мне приходилось делать в период польской кампании, ни в коей мере не удовлетворяло меня и лишь усиливало мои опасения, что в дальнейшем ходе войны я так и останусь в должности командира истребительно-противотанковой роты. По-видимому, я все-таки сумел исчерпать терпение вышестоящего командира — уже в конце октября меня ставят командовать ротой стрелков-мотоциклистов, то есть авангарда полка «Лейбштандарт». И хотя упомянутый перевод по службе произошел по моей инициативе, это событие было сродни потрясению. Дело в том, что в 1936 году я лично создавал истребительно-противотанковую роту и чувствовал себя связанным с теми, кем командовал. К моей великой радости, мне разрешили взять с собой командира взвода и нескольких унтер-офицеров. Кроме того, мне оставили и моего преданного водителя.

Отныне я почувствовал себя в своей стихии. День за днем продолжалась боевая подготовка. Надо сказать, что мои подчиненные весьма ответственно и с пониманием подходили к ней, поддерживая меня во всем. Мой девиз: «Двигатель — наше самое надежное оружие» — был признан всеми, ему неукоснительно следовали бойцы вверенной мне роты. За считаные недели я завоевал доверие в новой роте и был уверен в каждом солдате, унтер-офицере и офицере. Мы напряженно следили за развитием событий на Западном фронте.

«Блицкриг» в Польше пробудил в войсках надежду на то, что войну удастся прекратить политическими средствами и что удастся избежать кампании против стран Запада. Однако «грезы о мире» были довольно скоро и окончательно развеяны — октябрьские мирные инициативы рейхсканцлера Адольфа Гитлера были с возмущением отвергнуты западными державами. Отныне всем, кто носил военную форму, стало ясно, что решение может быть достигнуто исключительно военным путем. Вопрос «как?», то есть как заставить Запад пойти на уступки, занимал всех — от вчерашних новобранцев-рядовых до испытанных в боях старших офицеров. Все придерживались единого мнения о том, что увязание в обороне никак не будет способствовать военному решению конфликта. Точка зрения солдата такова: в случае невозможности достижения взаимопонимания политическими средствами в ход идут военные средства, а единственно верное из них одно — тщательно спланированное и подготовленное наступление.