Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Скука…
И это только начало лета.
Ян плеснул виски в широкий стакан и добавил пару кубиков льда. Бутылку закинул в морозилку.
Скука… Недаром у этого слова неприличная рифма. От такого состояния можно сойти с ума. Или спиться.
Лед быстро таял, рисуя на поверхности напитка прозрачный узор.
Вот он, Ян, стоит посреди кухни и рассматривает жидкость в стакане. Июнь. Четыре часа дня. Это почти черта.
Внезапно накатило ощущение, что воздух густой, мутный, и легкие с трудом справляются с этой субстанцией. Ян распахнул створки окна. Ветер, пропитанный дождем, хлестнул по лицу. Дышать стало легче.
Сделал глоток и поймал себя на том, что ничего не почувствовал. Ни аромата, ни игры послевкусия – за что и любил виски. С таким же успехом он мог хлебнуть воду из-под крана.
Его демон, дикий, свирепый, его лучший компаньон, спал где-то глубоко внутри, свернувшись калачиком, как домашняя тявка.
Вот так, калачиком, обхватив руками колени, на скамейке в парке сидела девушка. Судя по дрожащим плечам, она рыдала. Но незнакомка куда больше заинтересовала Яна, когда он узнал в ней квартирантку.
Последнюю неделю – и, надо полагать, еще те три, что он отдыхал на Кубе, – девочка провела до сведения скул однообразно: исчезала рано утром, возвращалась к семи вечера и сидела взаперти в своей комнате, пока не наступало следующее утро. Пару раз они столкнулись в коридоре: ни улыбки, ни взгляда в глаза. Однажды он застал ее на кухне: Катя ждала, пока закипит чайник. За это время у Яна получилась клещами – образно выражаясь – вытащить из нее имя. Еще минуту назад он даже представить не мог квартирантку босиком, под дождем и в слезах.
Она хлебнула из фляги, даже не спросив, что там, и у Яна промелькнула мысль: возможно, у нее это не первая фляга. Или квартирантка тоже очень близко подошла к своей черте. Он всматривался в ее лицо, будто видел впервые. Это была другая Катя. Даже не Катя, а Кэт. С глазами настолько серыми, словно в них сгустился дождь. А сама она не чувствовала дождя, не ощущала холода, хотя ее кожа стала бледнее бледного.
Кэт больше не шарахалась от него. Пила с ним виски из одной фляги.
И вдруг она заявила, что уезжает.
Хотел ли он, чтобы Кэт осталась? Определенно, да. И у Яна уже появилась идея на ее счет.
Ян пропустил квартирантку в душ и вежливо подождал свою очередь за дверью спальни. Когда он вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем, Кэт уже хозяйничала на кухне: заваривала две чашки чая.
Вообще-то после такого дождя просто чая было недостаточно, но Ян послушно пододвинул чашку к себе.
Кэт пила кипяток маленькими глотками. Ян рассматривал ее, тихонько барабаня пальцами по столу. Она переоделась, натянула на худые плечи красную кофточку. Ключицы торчали, как у цыпленка. Месяц назад она не казалась такой тощей. Кэт подняла взгляд на Яна, но не выдержала ответного и опустила глаза.
Может, он все-таки ошибся? Может, и не было никакой Кэт?..
– Ты когда нормально ела в последний раз?
Кэт пожала плечами.
– Не помню. Наверное, месяц назад. Дома.
– А где твой дом?
– В Бешенковичах.
– Это хоть в Беларуси?
Кэт, наконец, посмотрела ему в глаза – с прищуром, с огоньком, как нравилось Яну.
– В Беларуси, – сухо ответила она.
Нет, Ян не ошибся. В ближайшее время ему точно не будет скучно.
* * *
После душа в голове прояснилось. Впрочем, легче не стало. Просто Катя смирилась с тем, что все кончено. Теперь осознание этого не вызывало слез. В конце концов, скоро время унижений, лишений и страха закончится, и она вернется домой, в свой привычный мир. Не любимый, не желанный, но спокойный.
Подумала, наливая чай в чашку, и наполнила еще одну, для Яна.
Она впервые не боялась, что хозяин квартиры застанет ее врасплох.
Кухня была небольшая, метров десять. Мебель старая, а плита и вовсе древняя. Все вычищено до нездорового блеска. Каждый раз, пользуясь чайником – тоже древним, зеркальным, со свистком, – у Кати возникало желание стереть с него отпечатки своих пальцев.
После душа Ян пришел на кухню одетый – и то хорошо. Пододвинул к себе чашку и, задавая вопросы, долго изучал Катю. Вот по этому она точно не будет скучать. Если чей-то взгляд гладил, то взгляд Яна скреб. Как ногтем.
Ян, наконец, нашел на ее лице то, что искал, и переключился на холодильник.
– Будешь вчерашние каннеллони?
Что такое каннеллони?!
– Буду.
Ян отвернулся, чтобы поставить тарелку с едой в микроволновку, и Катя осмелилась взглянуть на него. Спокойные, расслабленные движения. Ни капли неловкости. Словно он каждый день подбирал на улице девушек.
– Поешь, – Ян поставил блюдо на стол.
Катя втянула носом воздух и невольно прикрыла глаза.
Она уплетала каннеллони, не думая, как выглядит со стороны. Поднимала голову, только когда Ян формулировал очередной вопрос. Отвечала вдумчиво, но коротко – и тотчас запихивала в рот очередной нежнейший кусочек.
– …И никто не может тебе помочь? Родственники? Друзья? – Ян постучал пачкой о стол, вытряхивая сигарету.
Катя обреченно покачала головой.
– Как я и сказал, у меня есть к тебе предложение, – Ян прикурил и, не сводя с Кати глаз, стал вращать зажигалку между пальцами.
– Вы поможете найти мне работу? – с надеждой спросила Катя, отложив вилку на край пустой тарелки.
– Нет, – после паузы ответил Ян. – Я предлагаю тебе сыграть в игру.
Катя насторожилась.
– Под условным названием «Десять желаний», – Ян пустил к потолку струйку дыма. – Десять – мое счастливое число.
Он улыбался, и эта улыбка Кате не нравилась.
– Не понимаю.
– Суть такова: ты должна выполнить десять моих желаний. И пока длится игра – комната за мой счет.
У Кати внутри все ухнуло от обиды и разочарования. Еще минуту назад казалось, что выход найден, что сейчас все решится само собой…
Она встала из-за стола.
– Мне это не подходит.
– У тебя столько ограничений! – с легким раздражением произнес Ян. – Даже странно, что ты такая… округлая. Тебе бы больше подошла форма пенала.
Ох… как же это грубо!
Катя рванула к двери – Ян ухватил ее за запястье.
– Сядь и дослушай!
Катя осталась, но не села.
– Ты ничего не теряешь. Если что-то не понравится, выйдешь из игры в любой момент. Но если выполнишь все десять желаний, сможешь жить в этой комнате, сколько захочешь. Бесплатно.
Из этого не могло получиться ничего хорошего.