– Шейми, перестань себя винить. Твоей вины в этом нет, – решительно сказала Эдди и крепко сжала его руку. – Ты совершил невозможное, вытащив ее с той горы. И в Найроби ты принял единственно возможное решение. Единственно правильное. Представь, ты бы поддался на ее уговоры. А затем представь, как стоял бы в гостиной моей сестры и объяснял бы, что позволил ее дочери умереть, уступив бредовым просьбам Уиллы. Я тебя понимаю, Шейми. Все мы.

– От этого мне не легче, – печально улыбнулся Шейми. – Все меня понимают, Эдди. Все, кроме Уиллы.

– Прошу прощения, мистер Бристоу, – сказала Гертруда Меллорс, просунув голову в дверь кабинета ее начальника, – на проводе мистер Черчилль. «Таймс» нужен ваш комментарий по поводу доклада министра труда о детском труде в Восточном Лондоне. Мистер Асквит приглашал вас на ужин в «Реформ-клуб». Ровно к восьми.

Джо Бристоу, депутат парламента от Хакни, оторвался от записей:

– Передайте Уинстону: если ему мало кораблей, пусть покупает на свои деньги. Жителям Восточного Лондона нужны водопровод и канализация, а не дредноуты. «Таймс» скажите, что лондонские дети должны проводить свои дни в школах, а не в цехах. Моральный долг парламента – принять по этому докладу быстрые и решительные меры. Премьер-министру передайте, пусть закажет для меня цесарку. Спасибо, Труди, дорогуша.

Джо вновь повернулся к пожилому мужчине, сидевшему по другую сторону стола. Ни газеты, ни партийные дела, ни даже сам премьер-министр не были для него важнее нужд и забот его избирателей. Четырнадцать лет назад благодаря жителям Восточного Лондона он стал одним из немногих представителей лейбористской партии в парламенте. И в том, что все эти годы он оставался членом парламента, тоже была их заслуга.

– Прошу прощения, Гарри. На чем мы остановились?

– Я говорил о водоразборной колонке, – напомнил ему Гарри Койн, житель дома 31 по Лористон-стрит. – Где-то с месяц назад у воды появился странный привкус. Теперь вся улица поголовно болеет. Я тут говорил с одним парнем. Он работает в дубильной мастерской. Так вот: за мастерской по ночам опорожняют бочки с щелоком. Прямо в землю. Он сказал, что их управляющий не хочет платить за вывоз отходов. А в том месте под землей как раз проходят водопроводные трубы. Наверное, где-то они прохудились, вот отходы щелока и попадают в питьевую воду. Других причин нет.

– Вы обращались к санитарному врачу?

– Трижды. Только обещает и ничего не делает. Потому я и пришел к вам. Уж если кто и может помочь, так это вы, мистер Бристоу.

– Гарри, мне нужны имена, – сказал Джо. – Название мастерской. Имена и фамилии, начиная с управляющего. Парня, который там работает. Всех, кто заболел. Они согласятся говорить со мной?

– Насчет того парня не скажу, а остальные согласятся, – ответил Гарри. – Дайте мне вашу ручку.

Пока Гарри выписывал на листок имена и адреса, Джо налил две чашки чая. Одну пододвинул Гарри, вторую торопливо проглотил сам. Сегодня с восьми часов утра он принимал избирателей, забыв про ланч. А сейчас часы показывали половину пятого.

– Вот, прошу, – сказал Гарри, протягивая ему лист со списком имен.

– Спасибо. – Джо налил себе вторую чашку. – Завтра же начну стучаться во все двери. Нанесу визит санитарному врачу. Мы решим этот вопрос. Обещаю вам, Гарри. А теперь…

Он не договорил. Дверь кабинета снова распахнулась.

– Да, Труди. Что там еще?

Но на пороге стояла не Труди, а юная девушка. Высокая, черноволосая, синеглазая красавица. Она была в элегантном темно-сером плаще и такой же шляпе, а в руках, обтянутых перчатками, держала репортерский блокнот и самопишущую ручку.

– Папа! Маму снова арестовали! – выдохнула девушка.

– Черт побери! Снова?! – воскликнул Джо.

– Кейти Бристоу, я тебе сто раз повторяла: прежде чем войти, нужно стучаться! – упрекнула ее вошедшая следом Труди.

– Извнитие, мисс Меллорс, – пробормотала Кейти и снова повернулась к отцу. – Па, тебе нужно туда поехать. Утром ма отправилась на марш суфражисток. Он предполагался мирным, но начались беспорядки. Вмешалась полиция, маму арестовали, предъявили обвинение, и теперь она в тюрьме!

Джо вздохнул:

– Труди, будьте любезны, вызовите экипаж. Мистер Койн, познакомьтесь, это моя дочь Кэтрин. Или Кейти, как мы ее зовем. И ты, Кейти, познакомься: это мистер Койн, один из моих избирателей.

– Очень рада знакомству с вами, – сказала Кейти, протягивая руку мистеру Койну. – Па, собирайся! Мешкать нельзя!

Гарри Койн встал.

– Поезжайте, раз такое дело, – сказал он, надевая шляпу. – Я сам найду выход.

– Гарри, я завтра же приеду на Лористон-стрит, – пообещал Джо. – Кейти, что случилось? Откуда тебе известно, что мама в тюрьме?

– Ма сумела отправить домой посланца с запиской. Кстати, па. Сколько у тебя при себе денег? Ма говорит, что нужно будет внести залог за нее и тетю Мод. Их только тогда отпустят. Но деньги можно внести и в тюрьме, поскольку их повезли прямо туда, а не в суд… Черт, я просто умираю от жажды! Можно я допью?

Джо протянул ей свою чашку.

– И ты что же, топала сюда одна? – сурово спросил он.

– Нет. Меня сопровождали дядя Шейми и мистер Фостер.

– Дядя Шейми? А что он тут делает?

– Он снова остановился у нас. На время, пока находится в Лондоне. Разве ма тебе не говорила? – спросила Кейти, успевая глотать чай.

– Нет.

Джо, сидевший в инвалидной коляске, подался вперед и заглянул в открытую дверь приемной. Среди пятерых или шестерых избирателей, дожидавшихся приема, сидел и его дворецкий Фостер: спина прямая, колени вместе, руки на набалдашнике трости. Увидев, что Джо на него смотрит, дворецкий снял шляпу:

– Добрый день, сэр.

Наклонившись еще чуть-чуть вперед, Джо заметил, что его чопорная, предельно серьезная секретарша суетится вокруг кого-то из посетителей. Она краснела, теребила ожерелье и хихикала, как школьница. Этим посетителем был шурин Джо. Почувствовав на себе взгляд, Шейми улыбнулся и помахал Джо.

– Жаль, ма не позволила пойти вместе с ней на марш, – продолжала тараторить Кейти. – Я так хотела. Я бы и пошла, но она сказала, что я должна закрепиться в школе.

– И правильно сказала. Это уже третья школа за год, куда мы тебя переводим. Если тебя выгонят и оттуда, будет не так-то просто найти еще одну, согласную тебя взять.

– Па, едем! – подгоняла отца Кейти, игнорируя его предостережение.

– Куда их отвезли? – спросил Джо.

– В Холлоуэй. Ма писала, что арестовали более сотни женщин. Это же так несправедливо! Мама, доктор Хэтчер, доктор Розен – они ведь такие воспитанные и умные. Умнее множества мужчин. Почему мистер Асквит не прислушивается к ним? Почему не дает женщинам право голоса?