Гуррад несколько раз хлестнул Мартина по щекам мокрой тряпкой, и мышонок пришел в себя. Гуррад поднес к губам пленника плошку с водой и, глядя, как жадно тот пьет, захихикал:

— Давай-давай, пей. Скоро птички прилетят завтракать.

Мартин выплюнул последний глоток воды в морду Гурраду. Вытираясь, тот попятился назад:

— Ладно, надеюсь, первым делом они выклюют тебе глаза!

В небе Мартин увидел огромного баклана, который вот-вот спикирует вниз. Рядом с ним кружились две серые чайки, и отовсюду еще и еще слетались хищники на поживу. Лапы Мартина затекли и распухли от туго завязанных мокрых веревок. Преодолевая боль, он яростно забился и, вспомнив злобные слова Гуррада, зажмурил глаза.

Теперь все взгляды были устремлены на Мартина — и оцепеневших от ужаса рабов, и злорадствующей орды Бадранга, и голодных птиц. Кроме того, за ним следили еще две пары глаз.

За валуном на побережье притаились Роза и Грумм. Птицы кругами снижались над бьющейся фигуркой, растянутой между столбами. Грумм нетерпеливо подтолкнул спутницу:

— Поторопись. Птицы эти самые вот-вот Мартина насмерть заклюют.

Птицы приготовились бросится на добычу, и Грумм закрыл глаза.

В тот день Бадранг слишком увлекся подготовкой казни Мартина и забыл оглядеть море. Между тем на горизонте показался парус. То был большой зеленый одномачтовый корабль, на фоне моря практически незаметный благодаря маскировочной окраске. По бортам шли один над другим три ряда весел, так что со стороны судно казалось каким-то чудовищным насекомым, ползущим по волнам. На нем прибыл старый товарищ Бадранга по разбою на море, такой же, как он, горностай.

Капитан Трамун Клогг с корабля «Морской навозный жук»!

Вид у капитана Трамуна был самый пиратский. Этот необычайно толстый горностай красовался в цветастых одеждах, уже изрядно засаленных. Каждый шаг Трамуна сопровождался звуком «клог-клог» — так клацали его резные деревянные башмаки. Кроме того, все, что было возможно: усы, борода, брови и весь мех на огромном теле горностая, — было заплетено в косички. Эти косички торчали из обтрепанных кружевных манжет, из прорех в рубахе, кафтане и панталонах, даже покрывали верх его громадных башмаков. Прихлебывая из фляги грог, он закусывал еще живым омаром, громко рыгая и выплевывая прямо на палубу куски панциря. Запрокинув лохматую голову, он крикнул впередсмотрящему-хорьку, сидевшему в бочке на мачте:

— Боггс, не видать ли земли?

Зоркий Боггс вгляделся в даль:

— Нет, кэп… Погоди-ка… ну да… земля! В двух румбах к зюйду, кэп. Еще что-то там такое торчит, не то скала, не то строение какое.

Клогг весело забулькал грогом:

— Гроуч, поворачивай на два румба к зюйду. Ежели это не Бадранг, так я свои башмаки съем! Гриттер, вели команде приналечь на весла. Ветер попутный, море спокойное, скоро пристанем к берегу. Хо-хо-хо! До чего же рад будет старина Бадранг вновь увидеть дядюшку Клогга!

Рулевой Гроуч злорадно усмехнулся:

— Да уж, кэп. Небось и выпить поднесет!

Клогг швырнул за борт пустую флягу:

— А как же! А коли не поднесет, так я сам возьму, гы-гы!

Подобно огромной зеленой птице «Морской навозный жук» развернулся и направился к Маршанку, а Трамун Клогг между тем размышлял вслух:

— Насколько я знаю Бадранга, у него небось куча рабов, одному зверю столько и ни к чему. Разве станет он жадничать и не даст старому корешу рабов поприличнее в гребцы — вон я какой бедняк, на весь корабль ни одного раба. Я так думаю, не станет. Да и не годится пиратам самим веслами ворочать. Вот я сейчас как заявлюсь да попрошу его по-хорошему: дай, мол, гребцов. А коли не даст, так я ему глотку перережу. Все по справедливости, правда, Гроуч?

И оба пирата от этой шутки захохотали. Клогг любил шутить, но на сей раз он говорил серьезно. Он ненавидел Бадранга.

Морские птицы были готовы с жадностью начать свое пиршество. Мартин слышал, как хлопают крылья над его головой. Вдруг воздух прорезал громкий, резкий крик, похожий не то на свист, не то на всхлип. Птицы сразу же отпрянули с тревожными криками.

Бадранг удивленно посмотрел в небо:

— Что это? Они же должны разорвать его на части.

Следующий вопль был еще громче и злее, чем первые два. На сей раз птицы резко взмыли ввысь и разлетелись кто куда.

Горностай был вне себя от ярости:

— Гром и молния, что происходит?

Хорек Синешкур, живший когда-то на севере, озадаченно почесал ухо и сказал:

— Это охотничий клекот большого орла. Я его раньше слыхал!

Гуррад презрительно оттолкнул его:

— Глупости! На этом побережье орлов и в помине нет.

Только что прилетевшая откуда-то маленькая моевка решила рискнуть и спикировала на Мартина. Немедленно раздался очередной хриплый крик. Моевка тут же стремительно взмыла вверх.

Бадранг хмуро поглядел в чистое голубое небо:

— Мне все равно, что это такое, но птицы этого крика боятся как огня. Придется предложить им приманку, перед которой они не устоят. Принеси с кухни дохлую рыбу.

Рыбу поспешили принести. Вынув меч, Бадранг разрезал бечевку, на которой держался рваный кильт куницы Толстозада. Из толпы рабов послышались смешки, когда единственное одеяние Толстозада соскользнуло и упало на землю, обвив его задние лапы, и он остался стоять, глупо улыбаясь. Бадранг швырнул бечевку Гурраду:

— На вот, привяжи рыбу и повесь рабу на шею. Тогда голодные птицы наверняка прилетят на поживу и орлы им будут нипочем.

В засаде на берегу Роза оглядела небо. Куда ни глянь, все было чисто, кругом ни одной птицы.

— Слава всем сезонам, Грумм, мне не придется больше клекотать орлом, еще немного — и я бы охрипла.

— Ха-ха, — захихикал крот, — а уж как я-то рад, крик-то уж больно это… жутковатый. — Грумм приподнялся над выступом скалы и вгляделся в фигурку Мартина. — Слушай, Роза! Чего эти злодеи с Мартином там делают?

Мышка раскрутила над головой пращу с камнем:

— Не знаю, но придется их остановить!

Гуррад пытался надеть бечевку с привязанной рыбой Мартину на шею, однако тот уворачивался и яростно отбивался. Наконец у крысы лопнуло терпение:

— Стой тихо, а то я эту рыбу к тебе копьем присобачу!

Щелк!

Пущенный из пращи камень ударил Гуррада по лапе. Взвизгнув от боли, пират уронил рыбу.

Бадранг не заметил камня. Он увидел лишь то, что Гуррад вдруг уронил рыбу и запрыгал, облизывая лапу. Тиран вскочил, опрокинув трон, и завопил на несчастную крысу:

— Перестань валять дурака и повесь ему рыбу на шею, болван!