— Эндрю, не корите себя за это. Вам и в голову не могло прийти, что мальчик спрыгнет с машины, а негодяй из восемнадцатого века отправится в двадцать первый.

— И все равно мне не по себе… Так что вы собираетесь делать с антигравитационной машиной?

— Я попросила Эда Джакоба держать ее запертой в фургоне, пока он не подыщет более безопасное место. Затем я хочу отправить его в Штаты, чтобы он повидался с Рассом Мерриком из МИТ. Я рассказывала вам, что мы приехали повидаться с вами после исчезновения Питера и Кэйт потому, что антигравитационная машина Расса бесследно исчезла в ту же самую ночь, когда исчез и человек, убиравший офис…

Доктор Дайер кивнул.

— И вы обсуждали, что одно и то же произошло на противоположных сторонах Атлантического океана…

— Кроме того, оказалось, что все это был отвлекающий маневр. На самом деле уборщик не затерялся в тумане времени, в конце концов его нашли в Новой Каролине.

— А машина?

Доктор Пирретти пожала плечами:

— Не знаю. Только бы ее не украли. Иначе… Страшно даже подумать о последствиях. Прошлой ночью Расс звонил мне и сказал, что почти закончил работу над прототипом антигравитационной машины, в которую включены элементы, спроектированные вашим другом Тимом Уильямсоном.

— Вы сказали ему, почему попросили соорудить ее так быстро?

— Нет… и его не обрадует, когда Эд скажет, что теперь у нас есть машина Тима и я прошу приостановить работу. Вряд ли я скажу Рассу, что мы намереваемся ее разобрать…

— Разобрать?! Сначала надо забрать Питера сюда — вдруг машина Тима испорчена?

— Именно из-за Тима Уильямсона я так тороплюсь разобрать обе антигравитационные машины.

— Но почему? — встревожился доктор Дайер. — Что такого он сделал?

— Вопрос скорее в том, что он сделает. Пару дней назад он заходил ко мне и сказал, что если мы открыли возможность путешествия во времени, то вскоре кто-то еще сделает то же самое. Такое открытие не утаить. Тим настаивал, что абсурдно и нелогично замалчивать столь важное открытие. Говорил о патенте на «его» изобретение, по поводу которого обратится в Министерство Защиты — хочет быть уверенным, что оно не попадет не в те руки…

— Думаю, это не поможет. За такой секрет могут и убить, и Тим это понимает!

— Чувствую, добром это не кончится, — продолжала доктор Пирретти. — Мы обречены на поражение.

— Я повидаюсь с Тимом и попытаюсь вразумить его. Хотя не могу сказать, что удивлен. Представьте, вы сделали открытие, способное потрясти мир, а вам заявляют, что вы должны от него отказаться…

Доктор Пирретти лишь нахмурилась, она выглядела очень уставшей.

— Знаете, — наконец сказала она, — когда взорвали первую атомную бомбу, Оппенгеймер, увидев поднимающееся в небо смертоносное облако, сказал: «Я становлюсь Шивой, разрушителем миров».

— И вы именно так относитесь к путешествию во времени? — спросил доктор Дайер.

— А вы? Чем больше я об этом думаю, тем больше ужасаюсь тому, что мы сделали.

Кэйт застонала во сне, отец попытался уложить ее поудобнее, натянул на нее синее клетчатое одеяло и убрал с лица пряди рыжих волос.

— Она в порядке?

— Да. Она быстро приходит в себя. Кстати, — продолжил доктор Дайер, — как вы себя чувствуете? В госпитале разобрались с вашей головной болью?

— Нет. Плюс к тому у меня еще возникли проблемы со слухом. Не то чтобы я не слышу… скорее наоборот. Это трудно объяснить… Иногда я думаю, что я…

— Что?

— Нет… Не буду на этом зацикливаться. Мое сверхактивное воображение иногда устраивает со мной такие шутки. — И она быстро сменила тему: — Что же делать с нашим незваным гостем из прошлого? Полагаю, мы просто обязаны найти его и отправить назад. Правда, боюсь, что он исчезнет из виду, и мы больше никогда о нем не услышим. В конце концов кто поверит, что он из восемнадцатого века? Как вы его называли?

— Дегтярник. Он был повешен за преступление, которого, вероятно, не совершал. К несчастью для него, люди не знали, что он еще жив, когда его измазали дегтем, привязали к виселице, стоявшей на поле у деревни, и оставили воронам.

Доктор Пирретти содрогнулась.

— Отлично… значит, вы привезли сюда не просто человека из прошлого, а негодяя, обозленного на весь мир!

— Дегтярник меня не беспокоит, я волнуюсь о Питере. Вы… вы не особенно против того, чтобы попытаться спасти его, а?

Доктор Пирретти долго не отвечала и наконец сказала:

— Вы наверняка понимаете: еще одно путешествие во времени может повредить Вселенной таким катастрофическим образом, что трудно и вообразить… Правильно ли рисковать безопасностью человечества во имя спасения одного невинного мальчика? Вот какой вопрос я задаю себе — и ответа на него не знаю.

Вечерний воздух Ковент-Гарден был наполнен аплодисментами и смехом. Вокруг уличных артистов, готовившихся к представлению, толпились зрители. Артист, балансировавший на велосипеде, предлагал бросать разные предметы через колесо, высотой с автобус, обещая поймать их на голову. Кто-то бросил пустую банку из-под пива, и артист умудрился поймать ее и покачивать на лбу, напевая «О, моя дорогая Клементина». Чем заслужил долгие аплодисменты. Дегтярник дивился на хитроумное изобретение, на котором артист ездил с таким мастерством, вовсе не заботясь о пивной банке, которая выглядела металлической и все же казалась очень легкой.

Дегтярник стоял, укрывшись за колонной, под портиком собора Святого Павла, который, подобно римскому храму, возвышался на западной стороне Ковент-Гарден. Много раз за свою жизнь Дегтярник стоял на этом же самом месте — то прятался от дождя, то выискивал новые таланты, наблюдая за спектаклем, который разыгрывали лондонские плуты, обделывавшие свои делишки. Он любовался искусством карманника, который воровал табакерку или кружевной платок у джентльмена, идущего посмотреть мистера Гарика в его последней роли в театре Ковент-Гарден, — и если карманник был хорош, то его жертва ничего не замечала. В безлунную ночь Дегтярник следил за бандой разбойников, скрывавшихся у входа в переулок в ожидании запыхавшегося проводника. Проводнику платили за то, чтобы он с фонарем на высоком древке провел к неосвещенному проходу группу людей и бросил совершенно беспомощных в темноте. Тут-то бедолаги и становились жертвами грабителей…

Главный вход собора Святого Павла выходил не на площадь, а располагался на противоположной стороне здания, куда надо было пройти по приятному церковному двору, который выводил на Бедфорд-стрит. Дегтярник только что вернулся оттуда, там его недовольно встретил старший церковный служитель, не позволивший войти в церковь.

В этот вечер в церкви был концерт, и голос певицы-сопрано парил в ночном воздухе. Дегтярнику повезло, что полиция потеряла его след, потому что убежище, которое он рассчитывал найти в соборе, не сжалилось над ним. Старик служитель зашел так далеко, что попытался продать ему билет.