На постоялом дворе я подслушала, что утром из города уходит торговый обоз, пробралась в сарай, спряталась на телеге с тюками. Думала, через день или два смогу уйти в лес, скрыться, сменить имя, но вскоре узнала, что метку избранным ставят не ради красоты.

Меня обнаружила спешно высланная вдогонку стража за час до полудня, когда телега уже удалилась от города на приличное расстояние. Никто не поднял на меня руку, не наказал, даже голоса не повысил. Просто вернули обратно, пояснив, что, если мне удастся ускользнуть от глаз людей, ардере всё равно почуют меня. Поиск избранных — один из немногих поводов, дающих крылатым право беспрепятственно путешествовать по нашим землям.

— О себе не думаешь, так вспомни о тех, на чьи головы падет гнев несущих пламя, если ты не прибудешь на церемонию вовремя! — выговаривал мне один из жрецов.

А я с остервенением терла руку, стараясь уничтожить магический оттиск на коже.

Келья встретила меня молчанием и тишиной, даже Мика не зашла проведать, а может, ее просто не пустили. Зато вечером явился иной посетитель.

— Позволь войти, дитя.

На пороге застыл неизвестный человек. Серая ряса, обувь из хорошей дорогой кожи. Темные волосы словно пеплом посыпаны, лицо обветренное, изрезанное слишком ранними морщинами. Но глаза — дивные, светло-голубые, словно озера под летним солнцем.

Он назвал себя Ри́аном, старшим киссаэром. Сказал, что прибыл, чтобы провести церемонию. До него дошли слухи о моем поступке, и он осмелился предложить мне разговор.

— Хочу знать, что у тебя на душе.

Мы проговорили не меньше часа. Точнее, говорила я, он только слушал и кивал, не перебивая, не пытаясь утопить мои тревоги в холодных и бездушных словах проповедей о смирении и покорности. Будто бы знал, что от священных речей уже тошнит, что для меня увещевания потеряли всякий смысл.

Его внимание странным образом облегчило мою душу. Я увидела в Риане искреннее участие, потому доверилась ему, как никому прежде.

— Для начала позволь заверить, что мне жаль, — начал жрец, когда я наконец умолкла. — Сколько бы раз мы ни повторяли, что такова жизнь, всякий раз это ложь. Мы пытаемся спрятать за возвышенными речами неприглядную правду. Дань людьми отвратительна, но это расплата за ошибки прошлого.

Он сделал долгую паузу, словно собираясь с силами.

— Есть то, о чем запрещено вспоминать на проповедях, но, думаю, тебе нужно это услышать, — продолжил киссаэр, глядя мне прямо в глаза. — Что ты знаешь об истории нашего мира, дитя?

— То, что известно другим: Прародители создали нас из глины и воды, плоти и крови земной, научили строить дома, добывать огонь и возделывать землю. В те времена люди были сильными и юными, стремились познать природу, овладеть магией. Они славили своих создателей и несли их мудрость всему миру. Однако миновало три сотни лет, боги отправились в странствие, сбились с пути и не смогли вернуться домой. Мы, их дети, сперва чтили память Праматери и Праотца и возводили храмы в их честь, но прошла тысяча лет, поколения сменяли друг друга, и когда не осталось никого, видевшего свет богов воочию, люди погрязли в жадности и разврате и в конце концов погрязли в гордыне.

Мир утратил священную защиту, и тогда пришла кара богов — ардере. Пять сотен лет назад произошла война, Великий Перелом, мы потерпели сокрушительное поражение. Расплата оказалась тяжелой: крылатые вытеснили нас к южным окраинам обжитых земель, отделив свои владения непреодолимой стеной, вечной и несокрушимой. Они подчинили всю магию, оставленную нам Прародителями, вынудили род людской прозябать в нищете и униженно выпрашивать столь необходимые крохи дара.

— Все верно, — кивнул киссаэр, — именно так учат детей в храмах, даже в самых отдаленных селениях будет рассказана эта история. Вот только есть в ней несколько слов неправды, о которой знают лишь единицы. Но сперва скажи мне, дитя, считаешь ли ты справедливым постигшее нас наказание? Согласна ли, что наша участь — это расплата за недостаточную любовь к ушедшим богам?

Я сильно удивилась. Подобные слова — оскорбление памяти Прародителей. Раз мы наказаны, значит, такова их воля, нельзя роптать. Но киссаэр смотрел прямо и строго, а в выражении его лица мне почудился вызов, оттого слова, готовые сорваться с губ, остались непроизнесенными.

— Вижу, ты боишься говорить, — жрец спокойно сел в кресло и сделал приглашающий жест рукой. Я опустилась на единственный свободный стул. — Но это не проверка и не ропот против воли их. Это всего лишь вопрос. Ответь искренне и честно.

— Мне кажется, что Прародители — есть любовь и прощение. Разве может мать желать своему ребенку боли и страданий? Разве может отец отказаться от крови и плоти своей? Думаю, боги просто ушли, а поражение в войне — печальная закономерность разобщенности, а не посланное свыше наказание за наши проступки.

— А ты умна, даже очень. Верно думаешь, — мне показалось, или киссаэр искренне доволен этим ответом? — Однако несущим пламя выгоднее считать себя карой богов: ведь с волей высших не поспоришь, ее можно только принять.

— И что с того? — Разочарование заворочалось внутри колючим клубком. — Пусть даже эта часть учения лжива, изменить реальность она не поможет.

— О нет, ты ошибаешься, дитя. — Его лицо вдруг осветила улыбка. Она сделала киссаэра моложе на десяток лет, на миг мне даже показалось, что я могу угадать, каким он был в пору своего расцвета. — Ложь не в том, что ардере посланцы разгневанных Прародителей, а в том, что Стена, созданная ими и лишившая нас не только чести, но и доступа к магии, несокрушима.

Он встал и бесшумно подошел к двери, плотно закрыл створку, повернул ключ, вернулся ко мне, поднял за плечи и произнес, почти касаясь губами моего уха:

— Моему деду удалось найти одну древнюю книгу. Чудо, что она уцелела и оказалась спрятана у нас, людей, ведь написала её, как ни странно, рука ардере. Одного из тех, кто создавал Стену. Увы, многие страницы пострадали от воды и времени, но деду удалось прочесть часть древнего текста. Стена может быть разрушена, если уничтожить питающий ее источник. Ты понимаешь, что это значит, дитя?

Он отступил, а мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не выдать себя криком удивления. Ардере живут гораздо дольше людей, они во много раз больше, сильнее и могущественнее. Но их всё еще мало, ведь со времени Великого Перелома, по их меркам, родилось только два поколения. Пара крылатых не может дать жизнь отпрыску чаще, чем раз в сто-стопятьдесят лет. Всё их могущество держится на том, что мы отрезаны от ценных ресурсов: плодородных земель и магии. Искры силы мы выпрашиваем, словно подаяние, отдавая взамен юношей и девушек, способных продолжить род наших врагов.

В смешанных парах дети рождаются гораздо чаще. Потому ардере пришлось пойти на уступки: они не переступают через Стену на нашу сторону, раз в год дают наполнить наши магические хранилища, не смеют требовать более одного человека из семьи, а за избранных платят чистым золотом.