можно было бы взять в училище. В группе, где тридцать пять учеников, еще один не будет в тягость. Но как разыскать этого Евгения Шаброва? Замполит Андрей Матвеевич запросил адресный стол, не прописан ли Шабров в Ленинграде.

Во время большой перемены Николай Федорович поднялся в зал посмотреть, как привыкают новички, не обижают ли их «старые». Еще в дверях к нему подбежал Антон:

— Николай Федорович, вы прочитали мое заявление?

— Какое заявление? — Николай Федорович старался припомнить, когда к нему обращался этот подросток.

— О приеме в училище, — подсказал Антон, видя затруднение директора.

— Вы же приняты.

— Да я не про себя. У меня есть дружок — Евгений Шабров.

— Так где он?

— Только примите, а я его разыщу и приведу.

Антон кинулся было к лестнице, но Николай Федорович остановил:

— Про уроки забыли?

— И верно, забыл. Но не беспокойтесь, я до наук дошлый.

Несмотря на такую лестную характеристику, Антона с уроков не отпустили, однако в последнюю перемену он незаметно принес в класс и спрятал под столом шинель и шапку.

Новую токарную группу принял Евгений Владимирович Бушуев. Первое время новички побаивались своего мастера. Суровость ему придавали темные очки в роговой оправе. А когда он их снимал, то совершенно преображался. Невысокого роста, круглолицый, всегда гладко выбритый, с добрыми серыми глазами, он больше был похож на преподавателя, чем на токарного мастера.

Знакомство с мастером состоялось проще, чем представлял Вадим. В полку нового командира роты представлял начальник штаба. А в училище иначе, будничнее. Как только закончилась вводная беседа по специальной технологии, в кабинет не торопясь вошел Бушуев, остановился у стола и просто сказал:

— Ребята, я ваш мастер…

Евгений Владимирович записал фамилии учеников в книжку, потом спросил, нет ли к нему вопросов. Ребята переглянулись. Антон озорно крикнул:

— Сколько вам лет?

Евгений Владимирович ответил серьезно:

— Пошел двадцать седьмой год. — Видя кругом недоверчивые лица, он пояснил: — Первые тридцать пять лет я не жил, — угловой жилец. Вот почему и счет своим годам веду с октября семнадцатого года.

…Мальчиком у печей начал свою трудовую жизни Евгений Владимирович. В тот год солнце и степные суховеи сожгли озимые посевы, не дали взойти пшенице, на огородах до цветения пожелтела картофельная ботва. Толпы крестьян хлынули к заводским корпусам, в шахты. Прибавилось безработных на волжских и камских пристанях.

С земляками пришел к проходной Мариупольского металлургического завода искать копеечного заработка Евгений — двенадцатилетний подросток, старший сын солдатской вдовы. К почерневшему от копоти деревянному забору тесно жалась толпа. Там были рабочие, батраки, босоногие подростки, почти дети, похожие в своей голодной судьбе друг на друга.

В этой молчаливой, покорной толпе стояли и те, кто по месяцу и больше приходил каждое утро к воротам. Если старший мастер не появлялся, значит, рабочие были не нужны, и все расходились с робкой надеждой, что, может быть, работа найдется завтра. В то утро толпа безработных шумела, прошел слух — получен военный заказ, в Петербурге заложили два крейсера, эскадру миноносцев, — нужна сталь. Слух был верный — из проходной выскочил конторщик в сюртуке, холщовых штанах, за ним вышел старший мастер в длинном пиджаке, в лакированных сапогах, на животе у него — массивная серебряная цепочка с брелоком и двумя ключиками.

Этот набор рабочей силы от ворот на всю жизнь запомнился Евгению Владимировичу. Старший мастер не спрашивал у мастеровых ни имени, ни фамилии, не говорил, какая есть работа. Щуря близорукие глаза, он с полным безразличием диктовал конторщику: «сухопарого — в прокатный, барина в картузе — к печам, бородача — на двор…»

Еще бесправнее была доля подростков. Возле проходной накопилось десятка полтора ребят. Мастер крикнул сторожу:

— Пацанов — на котлы!

Подростки шли за своим молчаливым проводником по заводскому двору. Незнакомые, они все же держались кучкой, пугливо озирались на цехи — шумные, грохочущие, дымящие.

Так, больше полувека назад, безымянным котлочистом под пятым номером поступил на Мариупольский завод крестьянский сын Евгений Бушуев.

Горько было Евгению служить у хозяина. Были дни, думалось, что не выдержит, сбежит, но это желание быстро перегорело. Ослушайся он, уйди от котлов — кому сделает хуже? На одно место маленького котлочиста у ворот всегда можно было найти пять его сверстников. А не иметь квалификации — всю жизнь быть поденщиком, всю жизнь голодать…

Многое в биографии мастера было непонятно ребятам. Как не похожа юность учителя на юность его учеников! Раньше разве только за воздух не требовали платы с рабочего человека.

На утренней и вечерней линейках тридцать четвертая токарная группа замыкала строй. Ничего не было в том обидного, так и все группы начинали. Но Евгению Владимировичу почему-то думалось, что его токарькам не придется стоять на правом фланге — почетном месте.

Он на своем веку обучил токарному ремеслу сотни подростков. Новая группа попалась ему на редкость недружная, разношерстная.

Напутственные слова директора новички встретили равнодушно. Сафар Хасынов — маленький крепыш с красивыми карими глазами — хотел быть летчиком, на худой конец — артиллеристом, а ему пришлось учиться на токаря. Иные планы на жизнь намечались у Оленьки — стройной, круглолицей девушки с густыми каштановыми волосами, заплетенными в косы, обвитые вокруг головы. По окончании школы она думала поступить в художественное училище. Незадолго до войны неожиданно умерла ее мать, а вскоре под Пулковом погиб отец. Оленька не захотела уезжать из города, поступила в ремесленное.

Яков Пичугин — неразговорчивый, замкнутый паренек с веснушками на круглом, румяном лице тоже не хотел учиться на токаря. Борис Овчинников мечтал быть оружейным мастером, как и его отец. В училище он принес полевую сумку, днем таскал ее с собой, а ночью прятал под подушку. Понемногу тайна сумки была разгадана. В ней хранился пистолет без ударника и со сплюснутым стволом, обломок шомпола и десяток винтовочных патронов.

Доволен был только Антон: он обрел теплую зимовку, остальное его не интересовало. Ничего увлекательного он не увидел в токарной профессии, ему бы быть сцепщиком на железной дороге или пожарным.

В группе тридцать шесть подростков, а токарями пожелали стать немногие. Редкое исключение составляй Алексей Волгин — рослый не по годам паренек со смуглым лицом и темными глазами, брови его, когда он хмурился, сливались в одну линию. Алексей хвалился товарищам, что ползимы ходил в модельный кружок Дома пионеров и сам выточил на токарном станке детали для модели ледокола «Ермак». Этот парень