— Спасибо, а теперь не могли бы вы…

Я показал на дверь и строго сказал:

— Иди отсюда! И учти, если вздумаешь прийти еще раз, я тебя выгоню.

— Мы уже на «ты»? — делано удивилась адвокат. — Ладно, я не возражаю. А теперь я расскажу вам всю правду. Вчера вечером мне позвонила моя сестра Светка и сама предложила вести твое дело. Только потом я поехала к твоей жене.

Я насторожился. Скорость созревания довольно любопытной интриги могла смело соперничать со скоростью перепуганного страуса.

— А почему сестричка-следователь обратилась именно к тебе?

Надежда молча вытащила из пачки сигарету и прикурила. Я успел заметить, что огонек спички нервно подрагивает.

— Понимаешь… в чем дело… — медленно начала она, пыхнув дымом, — только не волнуйся, хорошо? Дело в том, что совсем недавно я отбила у своей сестрички мужа.

Смех, а тем более грубый мужской хохот, был явно не уместен в такой ситуации. Я искренне не хотел, что бы эта темпераментная и красивая женщина задушила меня в камере своим шарфиком.

— Может быть, этот муж просто перепутал тебя с сестрой? — осторожно спросил я. — Вы очень, почти парадоксально похожи. Впрочем, рассказывай дальше.

— Дальше начинается сугубо женское выяснение отношений, — продолжила Надежда. — Моя сестра поклялась, что отныне будет делать все возможное для того, что бы все мои клиенты отправились за решетку на возможно больший срок…

— У твоей сестрички Светки извращенное понятие об офицерской чести, — не выдержал я.

— … А я в свою очередь заявила ей, что даже если мой клиент будет обвинен в попытке покушения на мою честь, он сядет в тюрьму на минимальный срок, если сядет вообще!

Со стороны подобная дуэль женских самолюбий могла бы выглядеть довольно занимательно. Но я, пусть и невольно, был участвующей в деле стороной, а Надежда была довольно искренна в своем желании ввязаться в любую, пусть даже самую жестокую схватку хоть сию минуту.

— Интересно, сколько сексуальных маньяков оправдали в суде ты? — спросил я. — И сколько честных людей расстреляла «при попытке к бегству» твоя сестричка?

— Ни одного. Ты первый человек, на котором столкнулись наши интересы.

Я подавился табачным дымом.

— Я просто счастлив, — пробормотал я. — Кстати, неужели меня считают настолько опасным, что бросили в одиночку? Или следствие боится, что мне удастся растлить пару-тройку убийц или гомосексуалистов-насильников?

— Отдел журналистских преступлений только что создан. Ты — первая ласточка в этой клетке, — пошутила адвокат. — Но, откровенно говоря, я тебе не завидую. Светлана — страшный человек. А теперь, давай все-таки перейдем к делу и…

— Подожди, — оборвал я. — А если ты оставишь меня в покое, может быть, тогда и твоя сестра перестанет считать меня достойной добычей?

— Нет, она доведет свое дело до конца, — убеждено ответила адвокат. — Хотя бы из принципа. Кстати, есть еще одно не маловажное обстоятельство, твоя статья получила большой общественный резонанс. Многие возмущены этой провокационной выходкой. Прокурор города хочет сделать процесс над тобой и твоим другом показательным.

— Прокурору что, тоже пришлось ломать свою дачу?

— Нет, но… В общем, он сильно испугался. Дачи пришлось ломать трем его очень близким родственникам. Такое трудно простить. Ты понимаешь это?

Я кивнул. Разбор всех обстоятельств дела занял у нас около двух часов. Я даже заподозрил, что соломенная вдова, в образе капитана милиции, предоставила своей сестре полную свободу действий, потому что была абсолютно уверенна в свой победе.

В начале беседы мы плохо понимали друг друга — от рекомендаций Надежды Шарковской слишком сильно несло теоретическим холодом. В конце концов, я не выдержал и сказал:

— Послушайте, Наденька, поскольку я не хочу сидеть в этой камере больше суток, о теории юриспруденции нам придется забыть. И чем быстрее, тем лучше…

Неожиданно для самого себя я прочитал адвокату целую лекцию. Казалось бы, от человека, имеющего дело с тонкостями юриспруденции только во время краткосрочных отсидок, невозможно ждать открытий в юридической казуистике, но, тем не менее, я был выслушан с большим вниманием. Ведь я был зол и говорил довольно убедительно. Суть моего краткого, практического курса сводилась к следующему: никакой юридической казенщины, напор, импровизация, борьба везде и всюду любыми средствами включая кулаки, средневековые интриги, а так же подвернувшиеся под руку подушки и прочие предметы. Адвокат удивленно молчала. Но совсем скоро в ее глазах появился восхищенный блеск.

Затем моя речь перешла в более практическое русло. Я настаивал на том, что бы мой друг Коля покинул КПЗ как можно раньше. В противном случае все мое долготерпение на допросах теряло всякий смысл. Надежда быстро согласилась и пообещала предпринять для этого все необходимое.

Я внимательно посмотрел на сидящую напротив меня красивую женщину и не спросил, что же именно она собирается предпринять. В ней определенно было что-то такое, что позволяло верить в ее блестящее, юридическое будущее, но достигнутое, так сказать не совсем юридически вменяемыми способами.

Мне стало чуть легче. Но на всякий случай я еще и еще раз объяснил Наде, что с выходом Коли на свободу третий пункт моего обвинения — экономические диверсии против демократической власти — становится практически недоказуемым. Что касается двух остальных, то после небольших дебатов мы пришли к следующему решению: во-первых, в своих показаниях я должен ссылаться на то, что получил информацию для статьи от неизвестного лица; во-вторых, ни о каком предварительном сговоре с Колей не может быть и речи, так как я не поддерживаю с ним отношения со школьной скамьи; и, в-третьих, если я занимался шантажом, пусть следствие предъявит мне заявления пострадавших.

Сложнее оказалось решить проблему с кирпичом, оставшимся на участке Коли. От такой улики было невозможно избавиться, а уж тем более внятно объяснить суду ее происхождение. Стоило сестре моего адвоката вытянуть из Коли два-три неосторожных слова, (а в том, что это ей удастся сделать, я не сомневался) и все дело можно было бы представить как элементарное жульничество.

Надя задумчиво потерла лобик указательным пальцем.

— А если бы вдруг нам с вами удалось доказать, что тот злополучный дачный участок принадлежит совсем не вашему другу?.. — указательный палец сполз ниже и сделал аккуратный женский носик чуть более курносым. — Тогда мы решили бы и эту проблему. Тебе так не кажется?

Я улыбнулся.

— Ты делаешь успехи, Надя.

— Спасибо, — адвокат охотно улыбнулась в ответ. — Но продолжим тему. Давай представим себе на минуту, что протокол по распределению дачных участков бесследно исчез…

— Бесследно не надо. Если он исчезнет бесследно, то точно также он исчезнет и для нас.