— Ты меня выставила мудаком. А что не так с трусами? Тебя не смущает, что они грязные?

— Фууу! — я двумя пальцами откинула предмет одежды от себя подальше в угол, продолжив мыть пол дальше.

— Барби, ты у меня убираешься, а не наоборот, — напомнил Лёшка. Вздохнув напоказ очень громко, я поднялась, ушла в ванную, вернулась оттуда с пустой корзиной для белья и принялась скидывать всё, что валялось на полу, в неё.

— Ну вот, так лучше, — одобрительно кивнул Лёшка. — И как тебе вообще в голову пришёл такой бред? Теперь что, ждёшь, что Сухожар тебя подберёт из жалости и пригреет?

— Не знаю… — я села на полу, смотря на Мартынова. — Понимаешь, это был порыв, внезапно пришла идея. И не говори плохо про моего будущего мужа!

Лёша шумно и насмешливо хмыкнул, я ему состроила рожу и принялась дальше возить тряпкой. — Скажи лучше, ты какого хрена не сказал мне, что хорошо знаком с Сашей?

— Ну мы, если что, не корешимся. Учимся в одном универе и соседи вообще-то… Что такого?

— Ты с ним общаешься, а мне не сказал! Как так можно?

— Барби, я тебя должен сосватать или что?

— Ты мог бы… — но я не договорила, в комнату вошла тетя Галя, Лёшкина мама.

— О, Женечка, а ты что здесь делаешь?

— Так… повинность отрабатывает, — ответил за меня Лёшка.

— Сын! — вдруг грозно начала тётя Галя. Обычно они с мужем, отцом Лёшки, всё лето живут на даче, но тут что-то принесла её нелегкая домой. — Сын, почему в ванной нет твоей одежды? Я же уже машинку загружала с твоим бельём, а сейчас в ней пусто!? — а потом мама Лёши перевела взгляд на корзину в моих руках. — Так… А зачем тебе, Женя…

— Тётя Галя, а вы не оставите меня с вашим сыном наедине? Ненадолго! — я вытолкала её из комнаты и закрыла дверь.

— Ты охренел?!! — наверное меня слышал весь дом. — Ты точно охренел! — я орала, а Лёшка, сученок, сидел с невозмутимым видом и угарал.

— Ты что специально взял из ванной своё грязное бельё и раскидал по комнате, чтоб я убирала? Козлины кусок! — я подошла и высыпала всё, что было в корзине, Мартынову на голову. Потом ещё попробовала огреть его этой корзиной. Один раз даже попала, но Лёшка орудие моей мести быстро забрал.

— Ты успокойся, бешеная! — он тупо ржал.

— Ни фига я не успокоюсь! — продолжила бить Мартынова по башке руками.

— Ну-ка хватит, успокойся, — обе руки он поймал, но я его всё равно ногами отпинала. Лёшка меня всё-таки отпихнул и продолжил:

— В твоём не поддающимся никакой логике миропонимании я тебя как-то выручил и сделал услугу. Я ни хрена не понимаю, как, но ты мне теперь должна! Считай, я забираю долг.

— Козлина! — продолжила я гнуть свою линию. — И с Сашей меня не познакомил, и издевается… Получается, Саша учится на банкира, а ты на аналитика, да? — призадумалась я.

— Ну вообще-то всё не так однозначно, как ты говоришь, я не знаю, кем будет Саша, а я да — занимаюсь аналитикой.

— То есть ты после универа пойдёшь работать на моего будущего мужа, если он, конечно, согласится, да?

— Чё это?

— Следи за мыслью. Я ж тупая, но фишку секу! Ишачить на какого-то дядю тебе всё равно придётся.

— Ну выскочить замуж за сына банкира мне не светит. Хотя… Уточни у Сухожара для меня в следующий раз, а вдруг? Мало ли какие у него предпочтения.

— Сразу понятно, какие. Ты в любом случае будешь нижним. Тут сразу ясно, кто кого отымеет, — я ещё и ударила ладонью по кулаку.

— А теперь ты охренела, Барби! Ты ещё пол не домыла.

— Нормально я всё помыла,  — я огляделась. — Я тебе больше ничего не должна!

— Под кроватью тоже пол, и его моют. Лезть под кровать.

— Вот ты скот… — я полезла под кровать, я не обломаюсь. И вообще больше связываться с Лёшкой не буду.

— А ты со своим гениальным планом кто?

— Слышь ты… — я высунула голову из-под кровати. — А вот спорим, что я выйду замуж за Сашу?

— На что спорим? — как-то уж совсем быстро поддержал меня Лёшка.

— Не знаю, на что хочешь?

— На секс.

— У тебя вообще других мыслей нет? Ни одной? — я опять села на полу. — Дай подумать… Допустим, я уверена, что выиграю… Но тогда как я буду с тобой спать, если я буду замужем за Сашей? Я своему мужу не хочу изменять… Если вдруг выиграешь ты, Лёшка, тут всё понятно, а если я, понимаешь? — я взглянула на него. —  Я же буду верной женой!

— А-а-а, ты сейчас серьёзно? Вот прям серьёзно? — Лёшка что-то или задумал, или я не знаю, но он явно сдерживал смех. — Я не верю своим ушам.

— Ну да, серьёзно… — я задумалась. А что его смущает-то? — Ну я не хочу изменять мужу. Что такого? Поэтому в случае выигрыша у меня будут сложности…

— Я своим ушам не верю… — повторил Мартынов и всё таки заржал. — Барби, а тебя ничего не смущает? Вообще ничего?

— Ну что-то смущает… — призналась я. — Знаешь, чувствую подвох.

— Барби, давай спорить, давай, а? Хрен с моей совестью, — Мартынов откровенно ржал. А я не понимала, почему?

— Не… не буду я с тобой спорить. Чувствую какой-то подвох, но не пойму, где? Иди ты, короче, лесом.

— Слушай… — Мартынов вытер ладонью слезы, — ответь мне на вопрос, Барби.

— Давай!

— Вот у тебя есть две одинаковые пиццы. Одну разрезали на шесть частей, другую на восемь. Пока понимаешь?

— Я чё тебе, тупая?

— Ну вот… две одинаковые пиццы, одна поделённая на шесть